– Вито Москони, – проговорила Мара все тем же голосом, лишенным эмоций. – Это твой тесть организовал все дело, да, Шон? Конечно же, именно он создал условия, чтобы ты переспал с его дочерью, а потом пригрозил, что его головорезы перережут тебе глотку, если ты не сделаешь ее честной женщиной. И все это он сделал для того, чтобы проложить прямой трубопровод в финансовую империю Тэйтов, верно?

Лицо Шона приобрело пепельно-серый оттенок. Он встал и, покачиваясь из стороны в сторону, заговорил едва слышным голосом:

– Я не намерен слушать твою грязную клевету, Мара.

– Ты на этот раз совершенно прав, тебе не следует больше ничего слушать! – взорвалась Мара. – Убирайся из этого офиса и никогда больше здесь не показывайся!

Ее горький смех напоминал шорох сухого песка, просыпавшегося на крышку гроба. Она вновь заговорила:

– Если ты этого не сделаешь, я, возможно, и сама заключу сделку с Бруно Москони. Причем гораздо более выгодную, чем ты мог бы заключить с ним и Вито. Я ничуть не сомневаюсь, что за хорошую цену почтенный господин будет от души рад убрать парочку таких парней, как ты, Шон. А теперь убирайся! И прихвати с собой своего гнусного лакея!

Не сказав больше ни слова, Шон Тэйт и Харви Сэйер взяли свои шляпы, пальто и кейсы и удалились.

Долгое время в зале царило молчание – никто не решался заговорить. Наконец Мара облекла в слова мысли, одолевавшие всех присутствующих:

– На этот раз Шон нам здорово подгадил, подложил свинью, верно? Это хоть и косвенное свидетельство, но убедительное для Комиссии по безопасности, достаточное, чтобы состряпать дело. – Она обернулась к Бобу Хантеру: – Ну, Боб, сегодня ты молчалив как никогда.

Боб сидел, положив перед собой руки. Не глядя на Мару, он заговорил:

– Да что тут скажешь? И говорить-то нечего! Я хочу сказать, что все выглядит весьма скверно, в этом нет ни малейших сомнений. Но думаю, мы можем доказать, что ты была обманута Шоном и Сэйером. Черт возьми! Ведь речь идет о таком гиганте, как «Т.И.И.». Уверен, комиссия не может считать тебя лично ответственной за каждую из миллионов операций, производимых день за днем. Откровенно говоря, я ежедневно ставлю свою подпись под документами, которых в глаза не видел, и делаю это только по рекомендации сотрудников.

– И в бухгалтерском деле – то же самое, – поспешно согласился О’Тул. – Мне приходится полагаться на слово других бухгалтеров, занимающихся сложением и вычитанием. А в твоем случае просто приходится делегировать часть власти исполнительным директорам и служащим компании, например Шону. Если все, что он делает, сходится с отчетами, а на бумаге все выглядит оправданным, то нет возможности обвинить его. Руки у тебя связаны.

– Какая чушь! – Мара хлопнула ладонями по столу; она пришла в ярость от сознания собственного бессилия – то было состояние, совершенно чуждое ее деятельной натуре. – Я несу ответственность. Я первое лицо в игре, и вы все это понимаете. Я полностью увязла в этом, сами знаете… Ведь получается, что доллары текли в мой сейф.

Мара содрогнулась всем телом и поднесла руку к горлу. Теперь голос ее звучал тихо и прерывисто:

– Воды… пусть кто-нибудь даст мне воды, пожалуйста…

Она неуверенно поднялась со стула и упала бы, если бы Хантер и О’Тул с обеих сторон не поддержали ее.

– В чем дело? – с тревогой в голосе спрашивал бухгалтер. – Ты больна?

Мара попыталась ответить, но тут вся кровь отхлынула от ее лица, глаза закрылись, и она обмякла у них на руках, словно тряпичная кукла.

– Джин, санитарную машину! – закричал Хантер, близкий к панике.