Я видела, как парочка этих болельщиков жалась в дверях, перебирала четки и что‑то бормотала. – Она пожала плечами. – Но мистеру Бишопу это, судя по всему, не помогает. По‑моему, его состояние неуклонно ухудшается. Содержание жидкости в легких все выше. На мой взгляд, респираторный дистресс‑синдром проявляется все острее. Он не сможет дышать без искусственной вентиляции.
Денби прикусил губу:
– Значит, никакой реакции на азотимидин?
Элинор покачала головой:
– Пока не зафиксировано.
Денби со вздохом кивнул:
– Черт побери, не могу понять, что происходит. Ну, ладно. Иногда бывает и так. Спасибо, что держите меня в курсе, доктор Блессинг.
Он снова перевел взгляд на папки, лежащие перед ним на столе, показывая, что разговор окончен.
– Тут еще одно…
Он посмотрел на нее, подняв брови:
– По поводу мистера Бишопа?
Она кивнула:
– Я знаю, это безумная идея, но… Скажите, вы не рассматривали возможность отравления рицином?
– Рицин? – почти обиженно переспросил Денби. – Бог ты мой, да как футболист премьер‑лиги может подвергнуться воздействию рицина?
Элинор не сдавалась:
– Не имею никакого представления. Но вы же замечательный диагност, и после того, как даже вы не сумели прийти ни к каким выводам, я заподозрила, что здесь наверняка что‑то из ряда вон выходящее. И я подумала: может быть, отравление? Я посмотрела в нашей базе данных. Все симптомы указывают на отравление рицином: слабость, лихорадка, тошнота, одышка, кашель, отек легких и артралгия. К тому же он не реагирует ни на какие препараты, которые мы пробовали вводить… Не знаю… Просто других настолько же подходящих объяснений я не вижу.
Денби с недоуменным видом заметил:
– По‑моему, вы смотрите слишком много сериалов, доктор Блессинг. Робби Бишоп – футболист, а не беглый агент КГБ.
Элинор опустила глаза. Да, этого‑то она и боялась. Но причина, заставившая ее войти в дверь, никуда не исчезла.
– Знаю, это звучит смешно, – согласилась она. – Но никто из нас не сумел предложить другой диагноз, который соответствовал бы этим симптомам. И то, что пациент не реагирует ни на один из медикаментов, которые мы применяли… – Она подняла на него взгляд. Он склонил голову набок, и, хотя губы у него были плотно сжаты, его явно интересовало, что она скажет дальше. – И раз уж даже вы не смогли определить… Тогда остается лишь один вариант – яд. А в картину, которую мы наблюдаем, вписывается единственный яд – рицин.
Денби вскочил:
– Это безумная идея. Рицин применяют террористы. Рицин применяют шпионы. Как, скажите на милость, рицин мог попасть в организм футболиста премьер‑лиги?
– Осмелюсь заметить, мне кажется, это не наша проблема, – ответила Элинор.
Денби потер лицо ладонями. Она никогда не видела его взволнованным, а тем более таким возбужденным.
– Будем двигаться по порядку, – заявил он. – Сначала нам надо проверить, правы ли вы.
Он выжидательно поглядел на нее.
– Можно сделать анализ на рицин. Но даже если они быстро провернут эту процедуру, мы до завтрашнего дня не получим результаты.
Он глубоко вздохнул, мобилизуясь.
– Запускайте механизм. Сами возьмите пробы крови и доставьте их прямо в лабораторию. Я им позвоню, предупрежу. Мы можем начать лечение… – Он вдруг замолк, широко открыв рот. – Ах ты, черт! – Он на мгновение зажмурился. – Лечения‑то ни хрена нет, верно?
Элинор покачала головой:
– Лечения нет. Если я права, Робби Бишоп обречен.
Денби тяжело опустился обратно в кресло. |