Если я права, Робби Бишоп обречен.
Денби тяжело опустился обратно в кресло.
– Верно. Знаете что, вряд ли нам прямо сейчас надо делиться с кем‑то этими предположениями. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не уверены. Больше никому не говорите о ваших подозрениях.
– Но… – Элинор нахмурилась.
– Но – что?
– Разве мы не должны сообщить в полицию?
– В полицию? Не вы ли сказали, что это не наша проблема – установить, каким образом рицин попал в его организм? Не станем же мы вызывать полицию из‑за каких‑то наших догадок.
– Но он пока может четко произносить слова. Он еще может общаться. А если мы будем ждать до завтра, он впадет в кому и не сумеет рассказать о том, что случилось. Если вообще что‑то случилось, – добавила она, заметив грозное выражение лица Денби.
– А если вы ошибаетесь? Если окажется, что это нечто совсем другое? Нашему отделению перестанут доверять не только в больнице, но и вообще в медицинском сообществе. Давайте посмотрим правде в глаза, доктор Блессинг: через две минуты после того, как мы вызовем полицию, в прессе поднимется оглушительная шумиха. Я не готов подвергать свою репутацию и репутацию своей команды подобному риску. Уж простите, но мы никому ничего не скажем, ни единой живой душе, пока не получим результаты анализов и не будем знать наверняка. Вам ясно?
Элинор вздохнула.
– Ясно. – Тут лицо ее просветлело. – А если я сама его спрошу, когда мы будем одни?
Денби покачал головой.
– Категорически возражаю, – твердо ответил он. – Я не позволю вам допрашивать пациента.
– Но это же почти то же самое, что записать жалобы больного.
– Ничего подобного. Это больше похоже на игру в мисс Марпл, черт побери. А теперь, прошу вас, не теряйте больше времени. Запускайте процедуру. – Он вымученно улыбнулся. – Вы предложили хорошую идею, доктор Блессинг, но давайте все‑таки надеяться, что вы ошиблись. Как бы там ни было, без Робби Бишопа у «Брэдфилд Виктории» нет никаких шансов попасть на европейский чемпионат в ближайшем сезоне. – Видимо, на лице у Элинор отразилось ее потрясение, потому что он тут же оговорился: – Господи, да я просто пошутил. Меня так же беспокоит этот случай, как и вас.
Но Элинор почему‑то в этом усомнилась.
Тони вздрогнул и проснулся, широко раскрыв глаза, раскрыв рот в беззвучном крике. Благодаря морфию с поразительной ясностью воскрешался в кошмарном сне и блеск топора, и воинственный клич нападающего, и запах пота, и даже вкус крови. Тони дышал часто и неглубоко, над верхней губой у него выступил холодный пот. Всего лишь сон. Он выровнял дыхание, и паника понемногу отступила.
Успокоившись, он попытался приподнять раненую ногу, не двигая бедром. Он стиснул кулаки, ногти врезались в ладони. Жилы на шее напряглись; он пытался шевельнуть конечностью, которая словно стала свинцовой. Так он безрезультатно потратил несколько секунд, а потом с разочарованным кряканьем сдался. Похоже, он никогда больше не сможет нормально двигать левой ногой.
Тони дотянулся до пульта и поднял себя повыше, чтобы сесть в кровати. Посмотрел на часы. Еще полчаса, и принесут ужин. Не то чтобы ему так уж хотелось есть, просто прием пищи вносил какое‑то разнообразие. Он даже чуть было не пожалел, что мать не осталась с ним. Тони потряс головой. Он толком не знал, когда и как уместно будет взяться за это дело, сулящее большие мучения, однако четко понимал: не здесь, не сейчас.
Но и вечно ждать нельзя. Сегодня с ней познакомилась Кэрол, и скоро Кэрол наверняка задаст ему вопросы. Он не может просто отшить ее: Кэрол вправе рассчитывать на большее. Проблема в том, с чего начать. Из его детских воспоминаний не составишь связную историю. |