— Один руанский священник, — продолжал Трессарт, — закричал со слезами: «О, как бы я хотел, чтобы моя душа поселилась там же, где ее!»
— Зачем они так сделали? — произнес мой сын.
В его голосе звучали замешательство, стыд, осуждение.
Трессарт замер как изваяние. Потом с трудом выговорил:
— Все кончено… Мы предали сожжению святую.
Позднее в тот же день Трессарт явился ко мне.
— Миледи, — сказал он, — король просит вас снова прийти к нему. Он в большом смятении. Я боюсь за него.
Я почти побежала к сыну и застала его бледным и взволнованным, с искаженным лицом.
Он попросил Трессарта оставить нас и бросился ко мне в объятия.
— Что с тобой, мой мальчик? — спросила я. — У тебя болит что-нибудь?
— Миледи… матушка… — отвечал он, прерывисто дыша. — Я не могу забыть… Его совершили… этот грех… от моего имени.
— Ты все еще думаешь о Деве?
— Она не выходит у меня из головы.
— Это трагично, Генрих, — сказала я, — но подобное уже происходило в разных странах. Время от времени. И продолжает происходить. Что же до твоей вины… То ее здесь нет.
— Но ведь от моего имени… моя подпись…
— Ты слишком еще мал, чтобы отвечать за то, что делают те, кто тебя окружает… Я уже объясняла тебе. Они пользуются твоим именем для совершения собственных дел. Тебе же пока не остается ничего другого, как подчиниться им. Но ответственность падет на них, только на них.
— Мне следовало остановить казнь!
— Это не в твоих силах.
— Она была святая!.. Так все говорят.
— Она стала врагом твоей страны. Повела против тебя армию… Ты не должен забывать об этом, Генрих.
Он понемногу успокаивался в моих объятиях.
— Матушка, — сказал он после долгого молчания, — я не говорил вам раньше…
— О чем, милый?
— Я видел ее.
— В темнице?
Он кивнул.
— Я не разговаривал с ней. Мне только дали заглянуть через щель в стене. Она лежала на полу, одетая в мужское платье. Волосы коротко острижены. Но она совсем непохожа на мужчину… Губы у нее шевелились. Наверное, молилась, потому что в каморке никого больше не было… Кроме Бога… О, я, наверное, никогда не смогу забыть ее!
— Ты забудешь, мой мальчик. Это пройдет… Все проходит… Твой дядя, герцог Бедфорд, говорит, что сейчас людей охватила какая-то болезнь… Истерия.
— Это не болезнь, матушка. В ней… в этой девушке… что-то особенное. Я сразу почувствовал, когда увидел… Вдруг губы у нее перестали шевелиться, она посмотрела в мою сторону… Откуда я глядел… Просто посмотрела и все… А мне показалось… Будто вокруг нее сияние… Как у святых… Понимаешь?
— Мое дорогое дитя, не следовало им водить тебя туда.
— Я сам хотел непременно увидеть ее!
— Ну хорошо, хорошо. Ты увидел, и теперь с этим покончено. Что сделано, то сделано. Ничего не изменить.
— Трессарт прав! — вскричал мой сын. — Я знаю, он прав. Мы убили святую… Сожгли ее…
— Генрих, дорогой Генрих… Ты должен забыть об этом и успокоиться. Идет война. Битва не на жизнь, а на смерть… Лишения, тяготы… Жестокость со всех сторон. Наверное, могло быть другое решение… в этом деле… Но судьба повернула так… Тут ничего не поделаешь… Ты должен помнить, что ты король. |