— Я — лайри Тайяна э´Лесс Риккэр, — зазвучал ее голос. — Нархи — ро, как вы уже знаете. И моя подруга, Аэлена Авельен, просила меня разобраться в том, что происходит в ее доме. Здесь и сейчас — нет непричастных, поэтому прошу меня выслушать.

Диолат фыркнул.

— Подруга? Не припомню!

— Можно быть родными по крови, но чужими по душе. А можно родиться за сотни перестрелов друг от друга, но встретиться и понять, что этот человек родной тебе, — голос Яны звучал чуть отстранено. Она волновалась, но она жже из рода хранителей и собирателей знания. Кто из них не сможет донести свое знание до людей, тот недостоин семьи.

— Ты не человек.

— Верно. Я — нархи — ро и кровь Леса течет в моих жилах. Это не мешает мне быть подругой лары Авельен.

— Ха!

— трайши Диолат! — рыкнул Эрен. — Мы здесь не для обсуждения лайри Риккэр!

— Нархи — ро — тоже создания Четырехликого. Ему, в мудрости своей, виднее, кем населить землю, а мы можем только принимать его волю, — тархоши тоже надавил авторитетом, и трайши сдался. Сдвинул брови, но смолчал.

— Позвольте мне рассказать историю, которой я стала свидетельницей, — Яна прошлась по комнате, перебирая браслет Диолаата, как четки. — Все началось очень давно. Ларе Аэлене не было и десяти лет, когда женился ее дядя. Корни зла выросли именно из тех времен.

— Жаль, что не с начала времен или ухода листэрр, — фыркнул Диолат, но Яна даже не обратила внимания.

— Финар Гетанро, дядя Аэлены, был хорошим человеком, но слабым и управляемым. По наущению своей жены, примерно через семь — восемь лет после свадьбы, он выгнал из дома родную мать, в приступе гнева. Злился ли он, или его разозлили — нам уже не узнать, но если бы не милость соседки, все сложилось бы иначе. Но бабушка Аэлены кое‑как добралась до дочери с внучкой — и слегла в горячке. Аэлена ухаживала за ней. А вот насколько больно было пятнадцатилетней девушке видеть близкого человека в таком состоянии…

— Очень, — голос Аэлены дрогнул. — Раз уж откровенность… она бредила. А в бреду просила Финара не выгонять его, повторяла, что любит сына, что жена сбила его с толку, пыталась говорить с ним, образумить, кричала… Я успокаивала ее — она не слышала. И — плакала! — голос женщины дрогнул. — Я бы мир перевернула, чтобы унять эту боль, но как!? Это было внутри нее! Месяц она провела в кошмаре! Месяц я слушала и клялась отомстить! Каждый день, каждый час, когда она сгорала у меня на глазах, не желая жить.

— И месть свершилась. Кана Аэлена, взяв бумагу на ведение всех дел, приехала к своему дядюшке — и выкинула его из дома и из города. Финару с семьей пришлось уезжать, потому что на них показывали пальцами. И неудивительно. Ему в лицо были брошены страшные обвинения в матереубийстве. Пусть попытка не удалась, но она — была! Вот что страшно!

— Бабушка выжила чудом.

— Чудом были Аэлена и ее мать, которые день и ночь проводили у постели больной, — Яна была спокойна. — После этого Финар начинает пить, быстро скатывается в нищету, а там и умирает. Думаю, он понимал, что сделал с матерью, отсюда и вино, и саморазрушение. Да и есть вещи, которые делать не стоит. Он умер, но у него остались сын и дочь.

Сын его в нашей истории участия не принимает. Я видела его — это довольное своей жизнью, бескрылое существо. Он счастлив на своем месте, пусть у него почти ничего нет, но ему много и не нужно. Лес… то есть Четырехликий лишил его мстительности и честолюбия, ему нужна только миска с едой и крыша над головой.