Кто б сомневался.

— а теперь представь, что все это происходило на улице, при всем скоплении народа. Финар орет так, что столбы шатаются, племянницу в неблагодарности обвиняет, Льяна визжит так, что уши закладывает, градоправитель не знает, как их заткнуть, а Аэлена стоит бледная как мел, и на Финара — ты недостоин быть Гетанро! Ты позор рода и убийца своей матери!

— И чем это кончилось?

— Чем и должно было. Все козыри были на руках у Аэлены, так что поорали, а потом градоправитель дал Гетанро час на сборы. Да не просто так, а под присмотром стражи. Аэлена настояла. На всю площадь заявила, мол, тот, кто мать из дома выгнал, тот и ложки стащить не погнушается. А потому — носильные вещи и деньги им взять разрешили, а вот украшения Льяне пришлось оставить. Свои она взяла, а вот Тармины — не посмела. Аэлена их ведь все знала, Митор жену баловал, а как старатель, в камнях разбирался.

— и дальше?

— Гетанро уехали.

— Куда?

— не знаю. Про то еще скажу. А Аэлена осталась тут. А еще через дней десять приехала ее мать, привезла Тарму. И вот тут они и прожили до смерти Тармы. И знаешь, про Аэлену с Витаной никто и слова дурного сказать бы не смог. Ни мужиков, ни гулянок… обе устроились в швейную мастерскую, с условием, что их будут домой отпускать, мать проведать. Та ведь после такой беды обезножела…

— С — сынок…

— Это еще мягко сказано. Я с ней потом говорила… она хоть и все в себе скрывала, все внутри, а только боль никуда не денешь. Ее это хуже яда травило, потому и прожила мало. Но девчонок упрекнуть не в чем было. Постоянно, три раза в день то Аэлена, то Витана — бегут по улице, введь лежачий больной… ну, сама понимаешь. Перевернуть, посудину подложить, покормить… Я еще Аэлене пеняла. Самый тот возраст, семнадцать — двадцать лет, тут бы гулять, парням головы крутить, а она все в одном платье, что та нищенка, все к бабке…. и еще отмахивается. Мол — не выросла для парней. Как же! Считай, она больше пяти лет своей жизни просто отдала. Понимала, что мать одна не справится, вот и выбрала…

Яна подумала. Вспомнила Аэлену.

— Она об этом не жалеет.

— Уверена?

— да.

— Это и правильно. У нее сейчас хорошо сложилось?

— она лайри. Муж любит, деньги есть, детей трое…

— Это правильно. Она отработала. Знаешь, иногда сваливается на человека счастье, богатство, достаток — ему и голову долой от счастья сносит. И добром это не кончается. А все потому, что счастье заслужить надо. Заработать. Выстрадать. Вот тогда оно к тебе и придет — правильное и настоящее. А коли нет…

— Я понимаю, о чем вы.

— Это я так. Рассопливилась бабка. А теперь давай поговорим о Гетанро.

Яна навострила уши.

— Сама понимаешь, любви к матери Финару это не прибавило. Но Тарма‑то мертва. Витка — в столице, там до нее добраться сложно, у нее муж не из последних. Да и не на нее у Гетанро зуб был. На Аэлену.

Яна подумала, что это и понятно. Озвереешь тут…

А ты не пытайся родную мать на улицу выкинуть? Глядишь, и проблем не будет? Люди такие странные… они сначала делают другим гадости, а потом искренне обижаются, получив в ответ.

— Это верно.

Тайяна помотала головой. Она начала разговаривать вслух? Да, наверное. Собеседница смотрела на нее задумчивым взглядом.

— дети, опять же. Сам Фиинар, может, и не ввяжется, а вот Льяна — та еще гадюка. А если дети в нее пошли — сам понимаешь…

— понимаю. Интересно, где их теперь искать?

— Ну, я тебе тут не помогу.