Ей всегда казалось, что кожа у Кайлы из прозрачного белого нефрита, под которым пульсирует и светится молодая кровь. Глаза у нее светлее и в них больше небесной голубизны, чем в глазах Хейзел. Там словно отражается чистота сознания и души. В девятнадцать лет это женщина, балансирующая на краю, но все еще нетронутая, девственная, совершенная. Хейзел чувствовала, как ее переполняет могучая любовь к дочери. Этот ребенок — самый важный элемент ее жизни, именно ради Кайлы она приносит все жертвы, преодолевает все препятствия.
— Узнаю мамочку. Всего одна скорость. Полный газ!
Кайла рассмеялась и чуть отодвинулась от лежавшего рядом мужчины. Их потные голые животы слиплись и разъединялись с легким сопротивлением. Девушка почувствовала, как его пенис выскальзывает из нее, а вслед за ним — ее собственная влага. Теперь, когда его нет в ней, она чувствует пустоту.
— Расскажи, что ты сегодня делала, — потребовала Хейзел. — Занималась?
Именно поэтому она оставила дочь на «Дельфине». Итоги последнего семестра у Кайлы просто ужасны. Ее преподаватель пригрозил, что, если не будет заметного улучшения, до конца года ее исключат. До сих пор только щедрые пожертвования матери в университетскую казну мешали исключить Кайлу.
— Должна признаться, сегодня я ужасно ленилась, мамуся. Не вставала раньше половины десятого.
Она хитро улыбнулась одними глазами, восхитительно невинными, голубыми, и подумала: «Пока Роже не подарил мне два грандиозных оргазма». Она села на белоснежных простынях и придвинулась поближе к прекрасному, гладкому, мускулистому телу. Его кожа блестела от пота, как расплавленный шоколад. Они по-прежнему соприкасались. Кайла подняла колени к подбородку и слегка повернулась, чтобы мужчина мог видеть клок тонких светлых волос у нее между ног. Он протянул руки, мягко раздвинул ее бедра, и она содрогнулась, когда он развел ее разбухшие губы и указательным пальцем нащупал розовый бугорок между ними. Кайла, левой рукой прижимая к уху телефонную трубку, правой коснулась его члена. По-прежнему твердый. Кайла привыкла думать об этом органе как об особой личности с собственной жизнью. Она даже дала ему имя. Белазиус, учитель волшебника Мерлина. Белазиус околдовал ее. Сейчас он вытянулся во весь свой величественный рост, твердый, блестящий от жидкости, которой она его увлажнила. Кайла обхватила его большим и указательным пальцами и медленными сладострастными движениями принялась доить.
— Малышка, ты ведь обещала заниматься. Ты умная девочка, нужно лишь немного постараться. Я знаю, ты можешь учиться лучше.
— Сегодня исключение, мамочка. Все остальные дни я много работала. Сегодня у меня начались месячные. Ужасно болел животик.
— Бедная Кайла. Надеюсь, сейчас тебе лучше?
— Да, мамочка, гораздо лучше. Завтра все будет в порядке.
— Хотела бы я быть там и присмотреть за тобой. Я рассталась с тобой в Кейптауне всего неделю назад, — сказала Хейзел, — но мне она кажется вечностью. Я ужасно скучаю по тебе, малышка.
— Я тоже соскучилась, мамочка, — заверила Кайла.
Больше отвечать не требовалось: мама начала рассказывать, как управляет своими жуткими нефтяными месторождениями, о своих проблемах и стычках с грубыми немытыми ослами, которые ее окружают. Временами Кайла издавала негромкие звуки, подтверждая, что слушает, но в то же время сосредоточенно разглядывала Белазиуса. Он обрезан. У прочих, кого она знала, с верхушки свисал неаккуратный клочок кожи. И только после встречи с Роже она поняла, как прекрасен этот состоящий из плоти ствол, который она сейчас держала в пальцах. Белазиус, темно-синий, почти черный, гладкий и блестящий, как ствол ружья… Из разреза на его головке медленно выступила капля. Она дрожала, как капля росы. Это было так восхитительно, что Кайла вздрогнула от наслаждения и по безупречной коже ее предплечий побежали мурашки. |