Пока Марта предавалась раздумьям, Джастин успел открыть подарки – он попросил подарить ему книги. Его последним увлечением был Мишель Фуко – Марта засыпала, едва прочтя три страницы его текстов. В букинистическом магазине ей посчастливилось найти несколько книг Фуко в твердом переплете: книги с мягкой обложкой Джастин не признавал. Ему нравилось читать, крепко взявшись обеими руками за негнущийся переплет, словно знания попадали в его мозг через пальцы, а не через глаза.

– Мне нужно тебе кое‑что рассказать, – начала Марта и жестом пригласила его присесть с ней рядом на диван. Так она успеет схватить его за руки, если он начнет ими размахивать, или удержать сына, если он вздумает убежать. Она обошлась без длинного вступления: рассказала только, что их с отцом решение было связано с проблемами наследственности (он, конечно, понимает, что это означает), а именно, с болезнью Хантингтона (ею болела бабушка, и, возможно, когда‑нибудь заболеет она). – Я надеюсь, милый, что эта новость не сделает тебя несчастным: ведь если бы мы с отцом зачали ребенка естественным путем, это был бы уже не ты, а я люблю именно тебя, Джастин, и не представляю без тебя своей жизни.

Джастин стал расспрашивать ее о процедуре: где она проводилась, как, кто еще о ней знает. А доктор Кит знает? Еще он спросил о доноре, и Марта сказала, что того нет в живых; он был хорошим мальчиком, жил на востоке страны, погиб молодым в результате несчастного случая, но оставил живущим три очень ценных дара – «глаза слепому, печень тяжело больному и одну‑единственную клетку крови нам с отцом, чтобы у нас мог появиться ты».

Джастин видел, что мама нервничает, и постарался ее успокоить. Он не расстроен. Он рад, что она рассказала ему об этом.

– А отец знал, что ты собираешься поговорить со мной об этом именно сегодня? – спросил он. – Знал? Что ж, тогда не удивительно, что он решил не появляться.

Они вместе посмеялись. Она всплакнула.

– Никогда не бойся говорить мне правду, – сказал он, и она пообещала, что не будет. Никогда.

Но ведь она рассказала только часть правды! Джастин тогда решил, что мать так же, как и он, уверена, что вся история с донором – ложь. Вскоре он выяснил, что она искренно заблуждалась, и ненавидел себя за то, что считал мать соучастницей сговора. Но в тот день, несмотря на подозрения, что она продолжает что‑то скрывать, он почувствовал огромную признательность. Она сделала ему лучший подарок на день рождения: поведала то, что он так давно пытался найти во всех этих книжках, завернутых в яркую шуршащую бумагу.

59

В Нью‑Йорке быть либералом не опасно. По крайней мере это не означает, что ты собственной рукой повесил себе на спину мишень.

Иное дело Чикаго. Соглашаясь на должность главного редактора «Чикаго трибьюн», Стивен Мэлик сознавал, что в нужный момент издатель вполне может его подставить. «Трибьюн», республиканская газета в демократическом городе, традиционно ориентировалась на консервативную аудиторию жителей пригородов. Мэлика пригласили в редакторское кресло, чтобы заткнуть рты городским читателям (к тому же сторонникам губернатора), обвинявшим газету в том, что в ней даже новости освещаются с позиции правых. Стивен зарекомендовал себя как либеральный журналист и поэтому мог служить для газеты чем‑то вроде громоотвода. Он не сомневался: случись нечто экстраординарное, из него тут же сделают козла отпущения.

И в начале июня он убедился: сделают, и еще как!

Началось все с репортажа о митинге противников клонирования у Дирксен Федерал Билдинг. Сторонники акта Бакли‑Райса, направленного против клонирования, выступали в поддержку принятия этого самого акта.