Дальше Валерий некоторое время не слушал. К чему? Какие можно извлечь уроки из того, чего на самом-то деле — он знает — в жизни не было?.. Он только следил с полусонным любопытством за движением руки председательницы совета дружины: кажется, много уже написала…

Потом Зинаида Васильевна возвысила голос. Валерий заставил себя прислушаться.

— Саблин не смеет этого утверждать… У нас некому и некого бояться! У нас замечательная школа, из которой вышли такие всем известные люди…

И она назвала действительно славные имена людей, которые окончили 801-ю школу в предвоенные годы.

— И это вымысел, товарищи, — заканчивала Котова, — что мы молчим о неблагополучии, опасаясь уронить себя в глазах района. Мы не молчим. Могу сказать для доказательства, что мы, например, вовсе не собираемся замазывать выходку Кавалерчика. Вся комсомольская организация будет обсуждать дело Бориса Кавалерчика, который пытался у нас сеять страх. — И тем ровным голосом, которым сообщают иногда особенно тревожные новости, Зинаида Васильевна пояснила: — Сегодня, во время урока географии в девятом «А» Кавалерчик крикнул: «Бомба!»

— И никто не испугался! — отчетливо, задорно добавила Лена Холина в наступившей тишине.

— В этом мы разберемся самым подробнейшим образом, — заключила Котова.

Тут поднялся со своего места Гайдуков.

— В сущности, — заключил Игорь, — тут все сказано. В поступке Кавалерчика мы, конечно, разберемся. Я лично думаю… — Секретарь комитета замолк, наморщил лоб и затем продолжал твердо: — Думаю, что достаточно будет обсудить проступок Бориса на комсомольской группе. Не вижу нужды, чтоб этим занималась вся комсомольская организация. Нет, по-моему, такой нужды. А вообще дисциплина у нас, к сожалению, хромает. Надо будет подтянуться. Об этом правильно говорили и Зинаида Васильевна и Саблин.

Больше никто не брал слова. Председательница совета дружины достала промокашку — такую же идеально чистую, гладкую и твердую, как ее форменный фартук, — прикоснулась ею к непросохшим строчкам, после чего бесшумно подула на них и спрятала тетрадь. Заседание кончилось.

В раздевалке Валерия остановил Игорь.

— Валер! — Он хлопнул Саблина по плечу. — Я что-то не уразумел, что ты сегодня отмочил. Мне показалось, ты поначалу в философию ударился, я и не стал слушать. Потом, смотрю, тебя Зинаида костит… Ты насчет чего толковал?

— Ладно, проехали семеро на одном колесе, — ответил Валерий пасмурно и пошел к дверям.

— Постой! — попросил Игорь.

Валерий обернулся.

Игорь минуту молчал, должно быть ища слова. Потом просто протянул Валерию руку.

— Брось, Валер, — сказал он негромко, — это дело перекурим как-нибудь.

Валерий не отвечал, с болью сознавая, что не может вот так, легко, простить Игоря и дружить снова, ничего не затаив.

— Будь здоров, — пробормотал наконец Валерий и, на мгновение сжав протянутую руку Игоря в запястье, быстро пошел прочь.

Он шагал по переулку, и в голове вертелась одна мысль: «Игорь не друг, Игорь не друг!..»

Валерий не знал, что в действительности это не так.

Игорь ценил дружбу Валерия и ни в коем случае не желал ее терять. Он просто не всегда верил в серьезность и нужность занятий, на которые как секретарь комитета комсомола тратил немало времени. Случалось, что Гайдуков — порой лениво, порой ретиво — занимался делами, которые считал пустопорожними. Но Валерий не догадывался об этом.

И Валерий переживал крушение дружбы. Он то растравлял свою рану, то думал о другом, тоже невеселом.