Я отправился взглянуть, не удержался и сказал ему пару ласковых, а он откровенно рассмеялся мне в лицо. Но я его не ударил.
— Ладно. Спасибо, Ирв. Ну я пошел.
— Постой. — Он протянул руку и похлопал меня по плечу. — Запомни, Шелл, я его не убивал. Хочу, чтобы ты это знал.
Я улыбнулся:
— Я на тебя и не думал, Ирв. Благодарю за информацию.
Когда я выходил, он смывал грим с рук.
Я не попал в монтажную, где Пол Кларк работал теперь старшим монтажером. Просто попросил вызвать его, и он вышел.
Он тепло пожал мне руку, подергал свой смешной нос и спросил:
— Ты уже схватил его?
— Схватил кого?
— Убийцу. Того, кто расплатился наконец с Брэйном. Ты ведь поэтому сюда заявился, нет?
— Ага. И спасибо. Ты не считаешь, что я мог сделать это? Мне уже легче.
— Ты мне кажешься слишком умным парнем для такого. Я бы и сам не нанес левый хук типу, которого собирался бы прикончить позже.
— Да, было бы глупо, — признал я. — Кстати, ты-то его не ударил.
— Естественно, нет, — весело подтвердил он. — И я рад, что не сорвался. Я пошел на попятный. Однако какая теперь разница?
— Никакой, полагаю. Послушай, Кларк, не уделишь ли ты мне немного времени?
— У меня есть несколько минут. А что?
В моем желудке, казалось, зашевелилось что-то живое, и я вспомнил, что с утра ничего не ел.
— Я здорово проголодался. Не могли бы мы перекусить в кафетерии?
— Разумеется.
Он провел меня в «Вельветовую комнату» студии, где я заказал себе сандвич с мясом, а Кларк — кофе. Когда нас обслужили, я сказал:
— Послушай, Кларк, я действительно хочу найти того, кто перерезал горло Брэйну. Ты ничего не подскажешь мне? Ну хоть что-нибудь?
Он отрицательно покачал головой:
— Не знаю даже, почему кому-то понадобилось убивать его. Ведь не станешь же убивать парня только потому, что он тебе не нравится.
— Ты не слышал, чтобы Брэйн шантажировал кого-нибудь?
— Шантаж? Он что, занимался этим?
— Возможно. Пока я только гадаю. А что ты скажешь о фотографиях, которые он выставлял в витрине своей мастерской?
— Я видел некоторые из них. Немногие сгодились бы для шантажа. Однажды он вывесил фотографию режиссера с чужой женой. Противно, конечно. Но я не слышал, чтобы кто-нибудь откупался от Брэйна. — Он широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, ослепительно выделявшимися на его красном лице, и добавил: — Не считая прошлой ночи.
— Еще один вопрос. Чего ты так рассвирепел на Брэйна вчера?
Он нахмурился:
— Это что, у частных сыщиков такая манера допрашивать с пристрастием? — Он раздраженно пожал плечами. — И ты еще спрашиваешь? Ты же сам видел его вчера! За две минуты он разозлил тебя так, что ты его ударил. Я был знаком с ним гораздо дольше, чем ты. И вчера он вел себя нехудшим образом. Он был — как бы это сказать? — невыносим. Словом, антиобщественный элемент. Он, видно, ненавидел людей. Не зря же его прозвали прокаженным.
— Понял. Больше ничего не можешь добавить?
— Извини, но ничего в голову не приходит. Рад был бы тебе помочь.
Я готов был ухватиться за любую соломинку, поэтому спросил:
— Этот режиссер, которого ты упомянул, как его зовут?
— Сорентон. Он умер шесть месяцев назад от сердечного приступа. — Пол усмехнулся: — Так что это был не Сорентон.
Вот тебе и соломинка.
— Явно не он, — сказал я Кларку, поблагодарил его и попрощался. |