Бывший владелец оказался мрачноватым молодым человеком в приличном костюме. Встретились мы с ним на станции метро, и, поднявшись на поверхность, долго шли какими-то дворами. Я оглядывался на каждую припаркованную машину, с мыслью: «Ну, вот, наконец, она!» – но нет, мы шли все дальше и дальше, углубляясь в лабиринты помоек, заборов и детских площадок. Наконец молодой человек ткнул пальцем в некий пыльный агрегат неопределенного цвета, сказал: «Вот! Счастливой поездки», и сунул мне в руку пакет документов. Когда я обернулся, его уже не было, только мелькнул за углом кожаный «дипломат».

Надо сказать, что приятель мне рассказал о своем приобретении крайне скупо. Похоже, что он и сам его никогда не видел. Единственное, в чем он не сомневался, так это в том, что автомобиль носит гордое имя «Жигули». Характеристику «в отличном состоянии» приятель произносил гораздо менее уверенно, но я не вслушивался в интонации. И зря. Покрытая толстым слоем пыли и продуктами жизнедеятельности нахальных московских голубей машина была сизого цвета «копейкой» чуть ли не первых лет выпуска. Во всяком случае, судя по документам, мы с ней были почти ровесниками – но наша любовь не сложилась. Прежде всего, она отказалась заводиться – аккумулятор был пуст, как пересохший колодец. К счастью, в багажнике лежал «кривой стартер» и минут через десять физических упражнений мотор выдал первое облако дыма и, прочихавшись, бодро затарахтел неотрегулированными клапанами. Проклиная свою отзывчивость и человеколюбие, подвигнувшие меня на эту поездку, я подпер отпадающую спинку водительского сиденья лысой «запаской» и осторожно вырулил из двора. Так началось мое знакомство с этим агрегатом.

Оказалось, что автомобиль, несмотря на пенсионный возраст, оснащен множеством современнейших технических решений. Как то: подруливающая задняя подвеска (болтающийся задний мост едет куда хочет, заставляя корму выписывать странные зигзаги), газонаполненные амортизаторы (масло вытекло, остался один воздух), антиблокировочная система тормозов (как ни дави на педаль тормоза, колеса не останавливаются), прямоточный выпуск (внутренности глушителя вылетели ржавой трухой вместе с дымом) и голосовое управление коробкой передач (без мата не переключишь). Старинная магнитола издала несколько ужасающих звуков, потом ее стошнило полупережеванной магнитофонной лентой, и она умерла. Видимо, от стыда. Поворотники сначала не включались, потом не выключались, а потом из-под панели пошел синий едкий дым. Матерясь и обжигаясь, я вытащил антикварную двухкопеечную монету, заменявшую предохранитель и решил плюнуть на этот момент – зачем мне на трассе поворотник? Вряд ли я соберусь кого-то обгонять…

Тем не менее, в треснутом зеркале заднего вида постепенно таяла столица, а перед испускающим струйки пара радиатором извивалась трасса М4. Наши отношения с «копейкой» пришли к некому компромиссу – я не требую от нее невозможного, а она потихоньку едет в Воронеж. Канистра самого дешевого масла позволяла компенсировать его естественную убыль через сальники коленвала (примерно два стакана на сто километров), баклажка с водой пополняла систему охлаждения, а банка «тормозухи» гарантировала, что при достаточной интенсивной работе педалью тормоза в конце концов сработают. Каждые 50 километров машина проходила очередное техобслуживание – я доливал масло в двигатель, воду – в радиатор, тормозную жидкость в соответствующий бачок, и подкачивал правое заднее колесо ржавым ручным насосом, который большую часть воздуха выгонял в трещины на шланге. Все это я проделывал, не глуша двигатель, – уверенности, что его удастся завести снова, не было никакой.