Испытание супероружия было произведено во время экспедиции в Каменную Степь. Первой жертвой нашего отважного робингуда стал старый сарай. Он, очевидно, был недостаточно почтителен к благородному лучнику, нагло встав у него на пути, что, безусловно, являлось смертельным оскорблением, каковое могло быть смыто только кровью. Надо отдать Санычу должное – метров с тридцати он попадал в сарай как минимум каждой третьей стрелой. Если бы мы подверглись нападению стада сараев, им, безусловно, нелегко было бы нас одолеть. Думаю, разбитые наголову строения поспешили бы обратиться в паническое бегство, устрашенные меткостью нашего лучника. Единственное, что дало бы им шанс – ограниченный запас стрел, тающий на глазах. Часть метательных снарядов (от которых сарай, видимо, ловко увернулся), улетела в белый свет и пропала в густой траве, часть застряла в деревянных стенах и не желала оттуда вылезать, а часть была безнадежно повреждена при попадании в кованую железную полосу на воротах. В отличие от рыцарских доспехов, пошлая железяка не желала простреливаться навылет…

Сарай был повержен, а Саныч сказал, что впредь не собирается тратить стрелы на столь неблагородную цель. Тем более, что первая кровь была пролита, причем отнюдь не сараем. Видимо, Саныч недостаточно тщательно изучал историю английского лука, поскольку напрочь забыл про такую вещь, как наруч. (Это защитная пластина, которая привязывается с внутренней стороны предплечья левой руки, и защищает от ударов тетивы). Надо сказать, что тетива большого лука, хлопнув по руке, доставляет примерно столько же удовольствия, сколько полноценный удар железной арматуриной. Поэтому, после победоносного сражения с сараем рука Саныча представляла собой кровавую рану, преходящую во впечатляющий лиловый кровоподтек. Естественно, такая мелочь не могла охладить чувств Саныча к Луку – так полученная пощечина не разрушит безнадежной любви к Прекрасной Даме. Однако впредь было решено дождаться более подходящих мишеней, а мелкое хамство всяких сараев презрительно игнорировать. И достойная мишень не заставила себя ждать…

Когда эпохальное побиение сарая было закончено, раны перевязаны, а уцелевшие стрелы собраны, мы разбили лагерь на опушке леса. И вскоре к нам пришел… Заяц. О! Я неспроста пишу это слово с большой буквы «З»! Это был всем зайцам Заяц – матерый старый русак, размером с хорошую овчарку. Лишь самые хитрые и ловкие экземпляры заячьего племени доживают до такого возраста, когда их шерсть подергивается легким налетом седины, так что это был настоящий патриарх местного заячьего племени. Такие Зайцы легко дают сдачи двум-трем волкам, могут запинать задними лапами некрупного мамонта, а огромными резцами перекусывают ствол ружья. Видимо, он наблюдал издали нашу сарайную баталию и сделал свои выводы – во всяком случае, комфортно пасся в метрах десяти от палатки, явно не воспринимая нас как угрозу. Глаза Саныча зажглись охотничьим азартом. Медленно вытащив из чехла Лук, он начал натягивать на него тетиву, делая при этом вид, что он просто так пытается согнуть эту здоровенную палку – исключительно для разминки. Заяц наблюдал за его пыхтением с неприкрытым сарказмом. Я готов поклясться, что он издевательски ухмылялся. Робингуды убивали и за меньшее оскорбление!

Наконец тетива была натянута, и Саныч наложил стрелу. Медленно и торжественно он оттянул тетиву до уха, прицелился, разжал пальцы… и взвыл от боли – тетива врезала по синяку, а стрела ушла в небо. Заяц уселся поудобнее, не желая упускать знатное зрелище. Саныча от такой неприкрытой наглости охватило боевое безумие – наплевав на боль в руке, он выхватывал из колчана стрелу за стрелой и, громко матерясь, выпускал их в сторону Зайца.