Первым пришел в себя прапорщик:

– А ну, войска! Хули уставились как в телевизор? Собак дохлых не видели? Ты, ты и ты, – показав пальцем на растерянных рядовых, – бегом за лопатами. Ты и ты – за ведрами и к колонке за водой. И чтоб через две минуты все здесь, а то руками отскребать будете! А вы кончайте там блевать! Тоже мне, институтки нашлись! И убрать за собой в темпе!

Повернувшись к лейтенанту он тихо добавил

– Миша, только ты тут не стошнись, а то я сам сблюю…

Громовой голос прапорщика моментально вернул безумную, никакими уставами не предусмотренную ситуацию в рамки реальности – движения солдат стали осмысленны и стремительны, только несчастный узбек стоял и трясся, а слезы так и бежали из его раскосых глаз. Борух подошел к нему, поправил на голове пилотку, застегнул верхнюю пуговицу гимнастерки и резко встряхнул за плечи.

– Рядовой Файхутдинов! Когда это произошло?

– Товарища прапорщик! Моя утрам спал в казарма, потом дневальный кричать: «Подъем, ваша мать!», потом я пошел в столовая, миска для собак брать…

– Короче, азия!

– Моя пришел и увидел – большой беда, кто-то все собака убивать совсем. Я кричать громко – солдаты прибегать…

– Понятно, – прервал его Борух, – ни черта ты не знаешь. Шагом марш отсюда – думать мешаешь.

Узбек, продолжая всхлипывать, поплелся в сторону казармы, еще сильнее сутулясь и загребая сапогами.

Борух подошел поближе к вольеру и, стараясь не глядеть пристально на разбросанные останки несчастных собак, начал осматривать сетку и решетчатую дверь. Он прошелся вокруг вольера, проверяя руками прочность ограждения и пиная ботинком столбы. Все было на местах, и засов на двери закрыт.

– Что же это за Джек-Потрошитель у нас завелся? А, Миша? И как он это проделал, объясните мне? Ведь если бы кто-то кроме азиата нашего, или второго собачника – как бишь его фамилия? – в вольер вошел, то собачки бы его сами порвали на тряпочки… А собачники, они скорее на себя руки наложат, чем животное обидят…

– Не справится один человек с шестью собаками, – сказал лейтенант, – это Рэмбо какой-то должен быть, или Шварценеггер с пулеметом…

– Скорей уж Конан-варвар. Их как будто тупым ножом разделали… Или когтями порвали. Причем, похоже, очень быстро – никто не услышал.

Борух задумчиво прошелся взад-вперед и осмотрел землю. Впрочем, чтобы найти какие-то следы в жесткой степной траве надо быть настоящим индейцем – на закаменевшем глиноземе наследил бы разве что тяжелый танк.

– А скажи-ка мне, лейтенант, кто у нас сегодня службу несет?

– Ну, сегодня же суббота – офицеры все в город поехали, развлекаться, первая рота тоже там – в клуб и в баню. С ними прапорщик Максимов отправился. Ну и товарищ подполковник в штабе… отдыхает…

Подполковник Кузнецов служил некогда в элитных частях, хаживал и по афганским, и по чеченским горам, командовал спецоперациями и был, говорят, непобедим. Поборол же старого вояку обыкновенный зеленый змий. В состоянии жестокого похмелья он, будучи еще полковником, страшно поскандалил на совещании в Генеральном Штабе. По слухам, сам министр был им поименован в глаза паркетным шаркуном и жополизом в погонах. Полковник, недовольный новой военной доктриной, предлагал ему даже стреляться на дуэли, как настоящему офицеру. Министр вызова не принял, а полковник, ставши немедленно подполковником, отправился дослуживать в самый дальний и занюханный гарнизонишко, который только сыскался на картах генштаба. Отправить под трибунал или в отставку героя всех последних войн было как-то неудобно… Теперь его суровые воинские будни проходили в ежедневном принятии вовнутрь горячительных напитков – причем начинал боевой подполковник прямо с утра, и к обеду обычно надирался в своем кабинете до состояния полной прострации.