– Что я слышу! Безумие какое‑то! В голове не укладывается! Карабинеры позволяют себе подобные фокусы в отношении такого кристально чистого человека, как вы!

– Командор…

– Перестаньте. Какой я для вас командор?

– Командор, мне страшно, вы меня путаете…

– Я вас пугаю? С чего вы взяли?

– Не знаю. Наверно, послышалась в вашем голосе подковырка, издевка…

– Да как вы могли подумать! Во‑первых, у меня простуда, насморк, поэтому голос такой. А во‑вторых, я никогда не смеюсь над чужим несчастьем. Ближе к делу, синьор Дженуарди! Как говорится, расстегнул портки – поливай из кишки. Выкладывайте, чего от меня хотите?

– Виноват. Через одного друга синьор Кальтабьяно передал мне, что благодаря его старанию справка, в которой карабинеры на меня всех собак повесили, пока еще не зарегистрирована.

– Гм.

– А раз не зарегистрирована, он, Кальтабьяно то есть, может ее уничтожить и делать вид, будто ничего такого не получал.

– Гм.

– И руководиться только справкой из Управления общественной безопасности, у которого ничего супротив меня нет.

– Гм.

– И тогда дело пойдет как по маслу.

– Гм.

– Правда, синьор Кальтабьяно намекнул, что у него через это могут быть большие неприятности.

– Гм.

– А потому он, Кальтабьяно то есть, хочет на всякий случай иметь железную поддержку. Он так выразился.

– Гм.

– А кроме «гм» вы мне ничего не скажете?

– А что я тебе скажу? Постой, вроде я запамятовал, говорил тебе «ты» или «вы»?

– Говорите мне «ты»! Вы для меня все равно как отец родной!

– Поддержка дело непростое.

– Я понимаю.

– Вот и хорошо. У Орацио Русотто аккурат широченная спина, за нее не то что Кальтабьяно, половина Палермо спрятаться может. Только ведь штука в другом.

– В чем?

– В том, что мой долг Орацио Русотто при таком повороте растет, а значит, растет и твой должок мне. Свой долг Орацио Русотто я в любую минуту вернуть могу не только до гроша, но даже, если угодно, с процентами. И тут возникает простой вопрос: а ты в состоянии расплатиться со мной? У тебя‑то имеется такая возможность? Отвечай, только сперва подумай.

– Я расплачусь. За мной не пропадет.

– Не пропадет, говоришь? А с какой стати я должен тебе верить? Мне не кажется, что до сих пор ты…

– В чем вы можете меня укорить?

– Ну хотя бы в нечестности, в том, что ты недостаточно серьезно отнесся к одной моей просьбе.

– С чего вы взяли?! Да разве я могу?! Никакой моей вины перед вами нет! Клянусь! Да я бы никогда в жизни не позволил себе огорчить такого уважаемого человека, как вы! Скажите, что я сделал плохого?

– Ладно, скажу, только смотри не обдристайся. Я все больше убеждаюсь, что два хитрожопых, ты и Саса Ла Ферлита, сговорились и водят меня занос.

– Пресвятая Дева! Я сейчас умру! Господи, мне дурно! Дурно мне! В голове шумит!

– А вот театр устраивать ни к чему. Зря стараешься.

– Какой театр! Ошибаться изволите, неправда это! Пощадите! От таких ваших слов у меня сердце кровью обливается. Я сговорился с Сасой! Без ножа зарезали! Извините, я сяду, ноги не держат – как ватные сделались, боюсь, упаду. Это ж надо такое придумать! Это ж надо! Я сговорился с Сасой! Да я же вам два раза адрес этого рогоносца давал! Разве нет?

– И оба раза по этому твоему адресу его не нашли! Был, да сплыл, съехать успел! Оба раза! Странное совпадение!

– Господи, а мне‑то какая от этого польза?

– Хрен тебя знает!

– Неужто вы думаете, что одной рукой я вам адрес его даю, а другой предупреждаю, чтоб он квартиру поменял? Я правильно понял?

– Правильно.