– Целую руки, дон Лолло.

– Калоджерино! Поди сюда!

– Вот он я, дон Лолло.

– Ты все слышал?

– Все как есть. Виа делле Крочи, нумер пять, квартира семьи Панарелло. Прям сейчас еду в Палермо.

– Нет.

– Не ехать?

– Нет. Откуда мы знаем, что нас опять не обштопывают? У меня такое подозрение, что в эту самую минуту Пиппо Дженуарди телеграмму своему дружку Ла Ферлите строчит. Упреждает его, чтоб опять переехать успел. Ты вот как сделай, выжди десяток дней, пусть все позабудется, и тогда уже двигай на эту самую виа делле Крочи. Если там Сасы не окажется, заглянешь на проспект Тюкери, а коли и здесь его не найдешь, ступай на площадь Данте. В общем, все квартиры обойди, где он жил.

– Ну и головастый же вы человек, дон Лолло! А чего ему сделать, когда его найду?

– Исполосуй ему морду. Этого достаточно.

– Но ежели он мне уже попадется…

– Нет, Калоджерино. Ты Пиппо Дженуарди недооцениваешь. Если Пиппо узнает, что его дружка Ла Ферлиту убили, он, чего доброго, угрызаться начнет. И неизвестно, что он в таком разе выкинет.

Г

(Квестор – начальник Управления ОБ)

– Спасибо за исчерпывающий доклад о положении в порту Вигаты. Все, что я узнал от вас, будет принято мной во внимание. Если вам нечего добавить, вы свободны. Я вижу, вы в нерешительности. Хотите еще что‑то сказать?

– Господин квестор, вы можете усмотреть в моих словах проявление излишней осторожности, но в городе бают…

– Что делают?

– Говорят. Разговоры в городе пошли, и хотя не в моих правилах придавать значение слухам, если эта история дойдет до ушей лейтенанта Ланца‑Туро, лейтенант – с него станется! – распишет ее на двадцати страницах, рапорт пришлет вашему превосходительству, и опять начнется сказка про белого бычка.

– Вы имеете в виду историю с Дженуарди?

– Именно, господин квестор. Хотите послушать?

– Что ж, послушаем.

– Синьоре Дженуарди падре Пирротта не дал отпущения. Это наделало много шума в городе.

– Постойте, этот ваш падре рассказывает, что не дал…

– Нет, господин квестор. Сам падре Пирротта ничего никому не рассказывал. Но он человек горячий и, когда из себя выходит, кричать начинает. В тот раз своей очереди исповедоваться ждала вдова Риццопинна, известная смутчица…

– Известная – кто?

– Сплетница. Сует нос в чужие дела, а потом язык чешет. Она близко стояла и весь разговор слышала между падре Пирроттой и синьорой Дженуарди, ну и теперь про тот разговор весь город знает.

– Что же натворила синьора Дженуарди?

– Похоже, Дженуарди Филиппо всякий раз перед выполнением супружеского долга красит член красной краской, чтоб на дьявола походить. Мало того, жену он берет противоестественным образом, да еще и кричит при этом: да здравствует социализм!

– А синьора тут при чем?

– Кажется, ей это нравится.

– Перестаньте! Будем говорить серьезно. Неужели вы верите в этот бред?

– Я‑то не верю. А вот люди верят. И знаете, что я вам скажу, господин квестор? Ежели на Дженуарди не только карабинеры, но и Церковь ополчилась, тогда он, извините за выражение, по уши в говне.

Д

(Лейтенант Ланца‑Туро – генерал де Сен‑Пьер)

– Господин генерал! Лейтенант Ланца‑Туро по вашему приказанию прибыл.

– Дорогой лейтенант! Вольно, вольно. В прошлом месяце, в салоне маркизы Барончини, я имел удовольствие видеть вашу матушку‑графиню.