Блейд кивнул. Старик имел в виду те увесистые кирпичики из драгоценного металла, в которых его складируют в банковских подвалах по всему миру; бруски общепринятого веса и объема, удобные для хранения, учета и транспортировки.

– Нынешний стандарт введен не так давно, – продолжал хозяин, подливая в рюмки янтарный французский коньяк, – но первую попытку унификации сделал Генрих Шварц вместе с Зольтенским Образцовым еще в прошлом веке. – Кстати, – он с усмешкой взглянул на Блейда, – ее торпедировали ваши соотечественники, не пожелавшие расстаться с фунтами и дюймами. Дед мой, естественно, предложил общеевропейскую меру – в граммах… Вот, возьмите, – старик протянул Блейду брусок, и тот послушно взвесил его на ладони.

– Фунта два потянет… – пробормотал он.

– Фунта два! О, эти англичане! – Шварц воздел руки к небесам. – Прошло восемьдесят пять лет, но они не изменились!

– Значит, эта штука… – начал разведчик.

– Конечно! Всего лишь сувенирный стальной брусок, который воспроизводит форму золотого. Мой дед предложил эталон, Первый Образцовый принял его как и ряд французских и швейцарских банков, – но дальше дело не пошло, и проект был похоронен. Это, – Шварц коснулся брусков, – всего лишь воспоминание о нем… правда, весьма ценное для настоящих коллекционеров.

– Но к чему вам столько? – Блейд приподнял бровь. – На обмен? Для продажи? Они же все одинаковые!

– Они все разные, – покачал головой старик. – Для того, чтобы идея обрела признание, Первый Образцовый три года подряд выпускал эти сувениры, Глядите!

Он взял лежавший с края брусок за концы, потянул, и тот распался на две части на манер школьного пенала. Одна половинка была колпачком, очень плотно пригнанным, но теперь Блейд разглядел тонкую, с волос, щель, проходившую посередине каждого бруска. Открытый торец имел прорезь – почти во всю свою ширину, – и там что‑то лежало. Шварц наклонил параллелепипед, пристукнул ладонью, и на стол выпала восьмидюймовая плоская металлическая пластинка.

– Вот! – старик сунул ее под нос Блейду. Обозначена дата выпуска – седьмое января тысяча восемьсот восемьдесят первого; точные размеры, вес, название банка… Большая редкость для любой нумизматической коллекции!

– Значит, бруски – всего лишь футляры для подобных металлических сертификатов? – спросил Блейд с видимым разочарованием.

– В какой‑то степени… Но как сделаны! Как подогнаны все части! Держу пари, вы не догадывались, что его можно разнять, пока я не показал! – старец победительно уставился на гостя и с гордостью закончил: – Добрая швейцарская работа прошлого века… Сомневаюсь, чтобы сейчас сделали точнее.

– Вы позволите? – Блейд протянул руку к тускло мерцавшим футлярам.

– Да‑да, конечно! Можете просмотреть все!

Он просмотрел. Все верно; в каждый брусок была заложена пластинка с одинаковыми надписями на немецком, французском и английском. Отличались только даты – вернее, отличались почти везде. Не моргнув глазом, Блейд опустил на стол последний увесистый футлярчик и произнес:

– С инопланетными параллелепипедами все ясно. Но меня, мистер Шварц, интересует другое: как возникли эти нелепые слухи?

Старик поскучнел. Его усы внезапно обвисли, лицо стало грустным; теперь было заметно, что ему не просто много лет – очень много…

– Это совсем другая история, мой друг… – он механически вертел в пальцах рюмку с коньяком, словно набираясь храбрости для дальнейшего рассказа.