Глянул Полит сквозь прорезь в высоком борту на берег и вздрогнул. Женщина билась в смертельной судороге, а рядом подруги ее без движения лежали.

— Боги, спасите нас от гнева амазонок! — вскричал юноша в страхе.

Два или три дружинника тоже пригляделись и побледнели. Нету во всей Ойкумене свирепей воительниц этих злопамятных! Знают все, что будут они преследовать обидчиков гневом своим, пока не насытятся местью. Их воплощеньем эриний порою считают, и не напрасно.

— Теперь они за нами увяжутся! — крикнул Арет Одиссею, который, за мачтой укрывшись, стрелу за стрелой посылал в сторону леса, не позволяя приблизиться к берегу другим амазонкам.

— Они побоятся выйти в открытое море, — ответил ему базилей. — А мы — нет!

Но вскоре они пожалели о своей храбрости. Второй день мотало «Арейон» по волнам, словно забыл Посейдон, что назван корабль в честь его и Деметры потомка. Сильная буря несла их на запад, туда, где мрачные воды Океана поглощают без следа смельчаков и безумцев. Лишь Одиссей был спокоен, он все время проводил с Калипсо и детьми, лишь временами выходя на палубу, чтобы подбодрить спутников, спускался вниз, проверить, как дела у гребцов, что, из последних сил выбиваясь, помогали Филотию нос корабля к волнам держать.

Качка сломала многих, еда и питье были отданы в дар морскому богу. Юный Полит забился под свернутый парус и тихо мечтал умереть. А Медон чувствовал себя отлично. Много вина ему уступили дружинники, вот он и веселился на славу. Детей Одиссея он научил играть в расшибалку, и когда камешки вдруг от сильной волны разлетались по доскам, хохот и визг по всему кораблю разносились. А заодно докучал он вопросами нимфе Калипсо.

Долго допытывался Медон, как естество человеческое с сущностью нимфы сочетается. Рассмеялась Калипсо, и сказала, что нимфой ее Одиссей называет, а сущность ее вполне человечья. Так и этак приступал к ней по этому поводу Медон, но, кроме смеха и шуток, другого ответа не получил. А когда стал интересоваться о том, как и когда прибыл Одиссей на остров Калипсо да как его жизнь протекала, грубо его Лаэртид оборвал.

— Но как о подвигах твоих узнали аэды? — все вопрошал неугомонный Медон.

Плечами пожал Одиссей, но тут рассмеялась Калипсо.

— Помнишь, на маленьком судне однажды приплыли торговцы с Коринфа? С ними один кифаред был, такой невысокий, плешивый. Вы с ним упились безмерно, и всю ночь ты рассказывал о героях и битвах. Вот с тех пор и, наверно, молва о тебе побежала по свету.

— А почему амазонки преследуют тебе, базилей? — спросил Медон. — Неужели во исполнение проклятия Посейдона?

Одиссей лишь кивнул.

— Вот незадача, — задумался Медон. — А мне показалось, что с тобой они могли давно расправиться. Может, у них на уме не просто убийство, а жертвоприношение?

— Я не думал об этом, — коротко ответил Одиссей и выбрался из помещения, держась за балку.

Медон задумчиво посмотрел ему вслед, покрутил в руках камешки.

— Богам угодна смерть героев, — задумчиво протянул он.

Калипсо бросила на него сердитый взгляд.

— А мне угодно, чтобы ты заткнулся! Лаэртиду и без богов хватает могущественных недругов.

— Что может быть хуже гнева богов? — удивился Медон.