— ВЫКЛЮЧИТЕ ЭТОТ ГОВЕННЫЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ! — проорала она изо всех сил… А надо сказать, когда Доди Эберхарт включала голос на полную мощность, звенели стекла, лопались барабанные перепонки у детишек, а собаки падали замертво.

Музыка с грохота тут же перешла на шепот. Она словно увидела, как Шульманы прижались друг к дружке, будто щенята в грозу, и молятся, чтобы эта Страшная Ведьма с Л-стрит пришла не за ними. Они жутко боялись ее. И это было очень неглупо с их стороны. Шульман был адвокатом широкого профиля, имел очень влиятельную фирму, но ему предстояло заработать еще язвы две до той стадии влиятельности, когда он мог бы хоть на минуту закрыть рот Доди. Нарвись он на нее сейчас, в самом расцвете своей молодой жизни, она сделает себе подвязки из его кишок, и он это прекрасно знал, и ее это вполне удовлетворяло.

Когда выбивают стойки из-под твоих банковских счетов равно как и из-под вложений в недвижимость, приходится довольствоваться тем, что имеешь.

Доди, не сбавляя темпа, повернула за угол и начала подниматься по лестнице на третий этаж, где в одинокой роскоши проживал Фредерик Клаусон, «мистер Маэстро». Она шла все той же носорожьей поступью, нисколько не задыхаясь, несмотря на свой объем и вес, а лестница все же чуть подрагивала при всей своей прочности.

Она давно ждала этого момента.

Клаусон не значился даже на низшей ступени юридической карьеры. Что касается дня сегодняшнего, он вообще не стоял на этой лестнице. Как и все студенты-юристы, которых она когда-либо знала (в основном как квартиросъемщиков; она никогда не трахалась ни с одним из них во времена, что теперь называла не иначе, как своей «другой жизнью»), он имел высокие стремления и низкие заработки, причем оба компонента зиждились на общей подставке из дерьма. Доди, как правило, никогда не смешивала эти элементы. Верить байкам студента-юриста о его игре на повышение было, с ее точки зрения, ничуть не лучше, чем давать даром. Один раз начнешь это делать и можешь потуже затягивать пояс.

Конечно, фигурально выражаясь.

И все же Фредерику Клаусону, «мистеру Маэстро», частично удалось пробить брешь в ее защите. Четыре раза подряд она позволяла ему просрочить плату за квартиру, потому что ему удалось убедить ее в том, что в его случае старая, навязшая в зубах прибаутка соответствует (или будет со временем соответствовать) действительности: он должен получить деньги.

Он в жизни не сумел бы этого добиться, вздумай утверждать, что Сидней Шелдон на самом деле не кто иной, как Роберт Ладлам, или Виктория Хольт — в натуре Розмари Роджерс, потому что все эти имена были ей до фени, как до фени были и миллиарды возможных схожестей их письма. Она обожала криминальные романы, и чем больше в них вспарывались кишки, тем лучше. Она отдавала себе отчет в том, что полно народу питало слабость к романтически-сентиментальным бредням и к шпионскому дерьму, если список бестселлеров в «Санди таймс» не врал, но сама она читала Элмора Леонарда за годы до того, как он влез в верхушку, а также здорово увлекалась Джимом Томпсоном, Дэвидом Джудисом, Горацием Маккоем, Чарлзом Уилфордом и прочими из той же компании. Говоря коротко и ясно, Доди Эберхарт обожала романы, в которых мужики грабили банки, стреляли друг в друга и проявляли любовь к своим подружкам путем вышибания из них мозгов.

Самым лучшим из них, по ее мнению, был Джордж Старк. Она была его исправной поклонницей, начиная со «Способа Машины» и «Оксфордского блюза» и до самых «Скачек в Вавилон» — похоже, последней его вещи.

Когда она впервые пришла к Клаусону вышибать плату за квартиру (на этот раз он просрочил всего три дня, но им дай только полдюйма, и они, конечно, отхватят милю), «Маэстро» сидел у себя на третьем этаже, окруженный бумагами и романами Джорджа Старка. И когда она покончила со своим делом и он обещал вручить ей чек на следующий день до полудня, она осведомилась, неужели теперь для успешной карьеры возле тюремных решеток требуется чтение сочинений Джорджа Старка.