Наконец, мы доходим до небольшого супермаркета. Тут же глаза у Лис округляются, и она начинает бегать от прилавка к прилавку, рассматривая срок годности продуктов. Не знаю, что на нее нашло. Наверно, невозможно спасать мир и одновременно быть отличной хозяйкой, и потому она решила воспользоваться моментов и продемонстрировать все свои кулинарные способности. Не сомневаюсь, что они уникальны. Как и сама Лис. Наконец, у нее замедляется сердцебиение, и она спокойно выдыхает.

- Приготовлю тако, -  обещает она вдохновленно и отчаянно, будто ей хочется этого больше всего на свете. – Хорошо?

- Да, конечно.

 Не знаю, что это такое, но сопротивляться не пробую. Зачем, если у нее давно глаза так ярко не блестели? Терранс расплачивается, и мы выходим на улицу, ощущая странное спокойствие, словно походы по магазинам действительно смиряют нервы. Не думаю, что так на нас действует магическая круглая цифра на чеке – наоборот, от нее должно стать не в меру плохо – но мы определенно кажемся обычными людьми. Возможно, именно это и создает иллюзию сладкой обыденности.

- Завтра баскетбол.

- Да? – удивляюсь я. – Боже, как же давно я не смотрела на наших. Уже и забыла, как это – любоваться Кевином Лав и его огромными глазами. Черт, Терранс, я тоже подойду к тебе смотреть матч. Ты не против?

- Конечно. Игра против Чикаго.

- Воу. В прошлом году они едва не обошли нас!

- А ты ярая фанатка баскетбола, - удивляется Лис и смеется. – Кто бы мог подумать.

- Я ярая фанатка этих высоких, перекаченных красавчиков. А сама игра, если честно, меня мало беспокоит. Хотя смотреть на их грустные мордашки после поражения не очень-то и приятно. Поэтому я немного смыслю в трехочковых и разметке.

Терранс усмехается. А затем происходит нечто странное.

Звучит громкий хлопок. Он проносится по улице и тонет в переулках меж высоток и небоскребов. Пакеты с едой валятся на асфальт, распластавшись на нем, как на поле боя, а я резко оборачиваюсь. 

- Нет! – не верю. – Нет, нет!

У Терранса испуганные глаза. Он смотрит на меня, когда падает на колени. Смотрит на меня, когда испускает последний вздох и умирает. Ничего не понимаю. Нет. Нет! Мне становится плохо. Я широко распахиваю глаза и слышу крик Лис. Он душераздирающий. Да это и не крик вовсе. Это дикий вопль, который испускают, потеряв все, что когда-либо было в жизни. Он пронзает меня, будто стрела и убивает, как и пуля, что пробила брешь в груди Терранса. Парень не дышит. Он умер! Терранс умер! Я хватаюсь руками за волосы, покачиваюсь в сторону и поднимаю взгляд. Лучше бы я его не поднимала. Я вижу впереди улыбающееся лицо Эринии. И тут же во мне взвывает сирена.

- Лис, Лис! Уходи! – кричу девушке, но доктор Фонзи сидит на коленях перед телом мужа и не слышит меня. – Прячься, Лис, давай же!

Несусь к ней. Хватаю за руку и дергаю на себя так резко, что она валится на бок. Лис задыхается, орет:

- Пусти меня! - и брыкается, крепко сжимая руку мужа. – Пусти! – Но я не сдаюсь.

Я все тяну ее и тяну, и тяну, и внезапно слышу очередной выстрел. Нет, нет! Волной пуля отталкивает ее назад. Милая, добрая, красивая, болтливая и когда-то живая Лис, уже не сопротивляется. Ее рука безвольно валится вниз, а веснушки заливают алые полосы. Я застываю. О, Боже.

- Нет, прошу тебя, нет, - ноги дрожат. Я моргаю, моргаю еще раз. И еще. И закрываю ладонями лицо, закричав в них с такой силой, что содрогается все тело. – Лис! О, господи, нет, только не ты, только не вы!

Невероятно тяжелая безысходность, которая неожиданно становится материальной и осязаемой, падает на меня, прижав к земле.