Женщина, которая позавчера широко улыбалась мне в парикмахерской, сейчас стоит передо мной в белом халате и сыпет на содранную кожу на лице какой-то белый порошок. От него щеки начинают полыхать еще сильнее, и я рычу со стиснутыми зубами.

- Удивительно, - говорит она. У нее россыпь веснушек. Когда она морщит нос, они стягиваются и превращаются в рыжие пятна. – Ты жива.

- Это плохо?

- Это поразительно.

- Почему?

Женщина не отвечает. Встает со стула и оставляет меня одну в светлом и холодном помещении. Я сижу на кресле, которое обычно бывает у дантистов. Мои ноги свешаны, а на груди разрезана майка – женщина обрабатывала раны. Я терпеливо жду Цимермана, и говорю себе, что он ответит на все вопросы. И о том, где я; о том, что происходит. Но что, если ответы мне не понравятся? Что если лучше их не знать?

- Черт, - вновь шепчу я. Наверно, это мое любимое слово. Приподнимаюсь на локтях и осматриваюсь. Надеюсь, я доверилась тем людям.

Наконец, двери автоматически распахиваются, ив комнату входит старик. Он бредет ко мне и на ходу закатывает рукава новой, белоснежной рубашки.

- Вы принарядились.

- Я переоделся, - поправляет он и вздыхает. – Наша работа грязная. Но это не значит, что мы должны плохо выглядеть.

- Ого. Скажу об этом Тейт. А то он неудачно вышел, когда упал на асфальт и криво изломал себе руки. Да и кровь легла на его лице так себе.

Мортимер улыбается, но не доброжелательно. Постукивает пальцем по своим губам, и затем вновь тяжело выдыхает.

- Ты похожа на Колдера. Больше, чем представляешь. Он тоже пытался бороться, но потом понял – в этом не смысла. Я – твой друг, Эмеральд. И еще я друг твоего отца. Мы с ним проработали бок о бок семнадцать лет.

- Проработали, но кем?

- Ты можешь идти?

 Я киваю. Слезаю с кушетки и мужественно стискиваю зубы.

- Пойдем. 

Мистер Цимерман больше не поддерживает меня. Он смотрит на то, как я хромаю, но делает вид, будто не замечает этого. Что самое удивительное – я рада. Шок отошел, и теперь у меня ноют мышцы, каждая рана. Но я не хочу видеть в глазах людей жалость. Бывает и хуже. Бывает так, как у Тейт. Ты просто попадешь не в то место, не в то время и умираешь. Я крепко зажмуриваюсь. Я не виновата. Не виновата.

Мортимер приводит меня на подмостки огромного зала, с которого открывается вид на два стола, рояль и книжный шкаф. Это его кабинет? Просторно. Даже слишком.

- Здесь мы работали с твоим отцом, Эмеральд. За этим столом он проводил больше времени, чем где-либо.

- И чем вы занимались?

- Оберегали одну важную реликвию. – Мистер Цимерман спускается по ступеням и зовет меня за собой. – Что ты знаешь о своей семье?

- А я должна о ней что-то знать?

- Она берет начало из очень древнего рода. Как и моя.

- О, это объясняет вашу любовь к древним фразочкам.

Мортимер пронзает меня ледяным взглядом, однако не делает замечания. Потирает пальцами подбородок и идет дальше, маня за собой к старой дубовой двери, расписанной золотыми линиями. Я с интересом облизываю губы и задерживаю дыхание, когда старик пропускает меня вперед. Что за порогом? Что они с отцом охраняли? Что стоит стольких смертей и жертв? Я решительно проворачиваю ручку. Дверь распахивается, и передо мной оказывается небольшой, старенький столик, на котором стоит печатная машинка.

- Что? – озадачено морщусь. Подхожу ближе и наклоняю голову немного в бок.

Клавиши в пыли, лист – желтоватый и выцветавший. Мне приходится остановиться прямо перед ней, чтобы прочитать название, выгравированное мелкими, почти стертыми буквами: ундервуд. Что это значит? И почему оно кажется мне знакомым?

- Это не простой антиквариат, Эмеральд, - сообщает Мортимер. – Это история твоей семьи.