Он полюбил здешнюю жизнь и спустя несколько лет вернулся сюда и обосновался здесь. Я правильно говорю?
— Все верно, — глухо ответил Николаос.
Кен хмуро взглянул на меня. Здесь, на холодном ветру, ему было не до дипломатического этикета.
— Так, и куда теперь? — спросил он.
— Возможно, Николаос может нам помочь, — сказал я.
Кен с удивлением поднял брови, непонимающе взглянул на меня и Николаос. А я шел дальше:
— Все это началось, когда здесь очутилась «Дакота», с тех самых пор. Кен, что ты сказал обо всем том, что осталось от нее?
Кен поднял на меня глаза, осторожно провел правой рукой по больной левой.
— Ну, как храм, что-то в этом роде.
Он взглянул в сторону рощи, как бы вспоминая, что там, в нескольких футах отсюда, находится.
— Правильно, — сказал я. — Так оно примерно и должно быть.
Оба недоуменно посматривали на меня.
— Эта «Дакота», — продолжал я, — находится здесь больше десяти лет, это мы точно знаем. А возраст деревьев — как минимум двадцать пять.
Кен быстро взглянул в сторону рощи.
— Самолет не мог разбиться среди них, внутри. Значит… — И он обернулся ко мне.
— Да. Значит, кто-то взял взрослые деревья и посадил здесь уже потом.
— Зачем? Зачем их сажать?
— А вот теперь я начинаю думать. Я не так много знаю о греках этого острова, но знаю, что это не дикари и они не станут делать фетиша из куска металла. И если они хотели бы упрятать его, то куда легче было бы отволочь его в море. Есть только один человек, как я думаю, который хотел бы превратить разбитую «Дакоту» в старую гробницу. Это пилот.
— Моррисон, — добавил Кен. — Тот тип, который пригнал её сюда. — Но тут же покачал головой. — А, ненормальность какая-то.
— Только мне не говори, что это ненормально. Мы и так знаем, что ненормально. Заем, что первые драгоценности только через десять лет прибыли отсюда в Афины. Знаем, что кто-то взял и посадил здесь деревья вокруг «Дака». Причины всего это и не могли не быть ненормальными.
— Да, может быть и так. Ну и что? Ты думаешь, Моррисон жил здесь?
— Именно так я и думаю.
Кен обратился к Николаосу:
— Здесь, на острове, нет другого иностранца, англичанина?
Николаос развел руками.
— Нет. Был пилот с самолета, но он уехал.
— Когда? — настоятельно спросил Кен.
— Моррисон должен быть человеком нашего возраста, — продолжил я. Это англосакс, так что он не смог бы сойти за грека. И у него вполне могут быть шрамы на лбу, которые он заработал, когда сажал здесь «Дак» и ударился о скалу.
Кен стал присматриваться к Николаосу. Внезапно хищная улыбка расплылась на лице Кена. И он тихо произнес:
— Привет, Моррисон.
— Нет, — сказал Николаос, — я немец, я приехал сюда…
Я резко перебил его:
— Брось ты это. Десять лет назад это, возможно, была хорошая идея сделаться немцем. Никто не подумал бы, что англичанин пойдет на это. А теперь все снова добрые друзья.
Николаос медленно переводил взгляд то на одного, то на другого. Ветер усиливался и становился все холоднее, на нас упали новые капли дождя.
— Тут недалеко, на Саксосе, ждет настоящий немец. Он разберется тут с тобой за десять секунд и не будет рассыпаться в галантности, как мы.
Я дал Николаосу подумать и уже более спокойным тоном произнес:
— Время идет. |