Он остановился в дверях, глядя на нее. Плечи его были безвольно опущены, руки спокойно висели вдоль туловища, во всем его облике было что-то, близкое к отчаянию. Несколько минут он смотрел на нее, словно пытаясь разобраться в своих собственных мыслях о ней.

— Добрый вечер, Энрико, — сказала она. — Почему у тебя такой несчастный вид?

Мигуэлес промолчал.

Он подошел к буфету, смешал два коктейля. Подойдя к ней, подал ей один бокал.

— Никогда еще не было более странного романа, чем наш, любимая. Никогда не было ничего более необычного — почти глупого. И никогда еще ничего не начиналось более чудесно и не кончалось — это я чувствую наверняка — так трагически, как непременно кончится.

— Ты просто в угнетенном настроении, Энрико, — сказала Сандра с улыбкой. — Ты ведь был так несчастлив все это время. Ты все время беспокоился о моем муже, о том, что он предпримет. Но ты можешь быть совершенно спокоен. Рикки никогда не выйдет из роли разумного человека. Он не станет делать ничего выходящего за рамки приличия.

— Я так не считаю, — ответил Мигуэлес. — Неужели ты считаешь, что он был благоразумным в отношении тебя?

Она пожала плечами, отпила коктейль и поставила бокал на каминную полку.

— Это совсем другое дело. Ты должен понять, что Рикки всегда очень любил меня. Но почти все время он был занят борьбой, борьбой со своим собственным темпераментом. Я ведь сказала тебе, когда пришла сюда, что тоже очень любила Рикки. И я решилась оставить его ради тебя только потому, что он сам виноват: он слишком много пьет, слишком глупо ведет себя с женщинами. Правда, это не значит, что он на самом деле глуп, во всяком случае, он никогда не совершал по-настоящему глупых поступков.

Мигуэлес докончил свой коктейль, подошел к буфету, смешал себе новую порцию. Она заметила, что руки у него слегка дрожат.

— Я не боюсь Рикки, — сказал он. — С чего мне его бояться? Мне просто ненавистна сама жизнь, вот и все. Я-то думал, что мне удалось чего-то добиться в этой стране, удалось выполнить свою миссию. Я думал, что поживу здесь еще немного, а потом смогу вернуться в Испанию и увезти тебя в качестве своей жены. И эти мысли доставляли мне огромное наслаждение.

— И что же теперь? — спросила она. — Больше тебя это не радует?

Он повернулся и стоял, облокотившись на буфет и глядя на нее.

— Как ты догадалась о моем чувстве к тебе, Сандра? — спросил он.

— Однажды я разговаривала с Терезой. Тереза всегда была моя хорошей приятельницей. Я люблю ее, и она платит мне тем же. Она очень переживала из-за того, что между Рикки и некоторыми ее приятельницами время от времени возникают романы. Ей это очень не нравилось. Ей потребовалось немало мужества, чтобы сказать мне то, что она считала нужным сказать. А потом как-то в разговоре, уже не помню, как именно, выплыло твое имя. И она сказала мне, что ты меня любишь и что ты говорил, что если бы я стала твоей женой, ты удовольствовался бы тем, что я сама захотела бы дать тебе.

Она пожала плечами и продолжала:

— Что ж, я хотела избавиться от Рикки. Мне просто необходимо было уйти от него. Ты должен понимать, Энрико, что женщина может настолько любить мужчину, что мирится со всеми его похождениями, пусть даже чувствуя, что постепенно теряет к себе уважение. И поэтому необходимо было быстро принять какое-то решение, иначе я никогда не смогла бы покинуть Рикки. Я решилась. Я поговорила с тобой. И вот я здесь.

Мигуэлес стоял совершенно неподвижно.

— Ты самая красивая и очаровательная женщина из всех, что я встречал в своей жизни. Никогда я не знал женщины прекраснее и добрее тебя. И как это ни странно… Интересно, кто бы из твоих друзей поверил, что за все эти дни, проведенные вместе, между нами ничего не было, что я даже не поцеловал тебя ни разу? Интересно, поверили бы они, что возможно такое единение душ?

— Разве это имеет какое-нибудь значение, чему они верят или не верят? Может быть наступит день, когда между нами все станет возможным, Энрико.