К тому же ему казались вдвое желанными те женщины, которые бывали в настоящий момент недосягаемыми. И потому что он был в Лондоне, леди в Рио казалась ему необыкновенно желанной. А если бы он был в Рио, то у этой дамы было бы немало — как и прежде — беспокойств из-за его неверности.
Маленькие часы на камине пробили один час. Половина первого ночи. О'Мара выключил радиолу, прошел в спальню, снял свой бархатный халат, надел пиджак, аксессуаром к которому являлся «люгер», и приготовился уходить. Он цинично улыбнулся. Сколько раз в своей жизни он вот так же готовился выйти для последней, решающей схватки, и сколько людей расстались со своей жизнью после его выхода из дома!
Когда-нибудь, подумал О'Мара, и сам он вот так выйдет и не вернется обратно. Это ведь тоже вполне возможно. Найдется кто-то, чуть более хитрый, чуть более быстрый, чем он.
О'Мара вздохнул, оглядел гостиную, выключил свет и тихо закрыл за собой дверь.
Медленно шагал он к дому Терезы и думал о Мигуэлесе. Мир полон таких типов. Они просто растут на деревьях. Неглупые люди, но эгоистичные и самонадеянные, они становились легкой добычей для фанатичных наци, которые не останавливались перед выбором: жизнь или смерть, если дело шло о служении фюреру. Где-то в глубине души О'Мара почувствовал смутную жалость к Мигуэлесу. Конечно, это сентиментальность, подумал он тут же, а сантименты ровно ничего не стоят в этом мире.
Когда он добрался до места, был уже час ночи. Он нажал на кнопку звонка и стал терпеливо ждать, держа в руке мягкую шляпу и думая о том, как удачно сложилось, что Тереза нашла его привлекательным и тем самым облегчила все, что ему предстояло сделать.
Она открыла сразу же и стояла, широко распахнув перед ним дверь и радостно улыбаясь. На ней было длинное бархатное домашнее платье вишневого цвета — в тон помаде на ее прекрасных губках, на ногах — крохотные мягкие туфельки. Платье было украшено старинными серебряными пуговицами, талию перетягивал широкий пояс.
— Вас просто хочется съесть, до того вы хороши, — сказал О'Мара. — И я готов сделать это немедленно. — Голос его звучал чуть хрипло.
— Очень галантно с вашей стороны и взаимно, мистер О'Мара. Но думаю, вы все же предпочтете предварительно выпить. Входите же.
О'Мара вошел в холл, повернулся к ней, и как только она закрыла дверь, стиснул ее в объятиях. Она страстно поцеловала его и сказала:
— Вы невозможный, совершенно ненадежный человек, вам нельзя довериться даже на пять секунд. Но что-то в вас есть такое… Честно, Шон.
Она выскользнула из его объятий.
— Надеюсь, ваш разговор закончился благополучно? Он разрешил вам сделать так, как вы хотите?
Он прошел вслед за ней в комнату. Это была восхитительная комната, вся выдержанная в бледно-зеленых тонах. В камине пылал огонь, рядом стоял накрытый для О'Мары столик.
— Правду сказать, он мне отказал, — сказал О'Мара. — Он настоял на своем, и теперь придется рано утром отправиться в Эйре. Придется вылететь девятичасовым самолетом, поэтому с горя мне очень хочется выпить виски с содовой, если это возможно.
— Все возможно, — сказала Тереза, наливая большую порцию виски, плеснула немного содовой и подала ему бокал.
О'Мара стоял перед камином, слегка пошатываясь. Она подумала: «Он злится, что ему нужно ехать. И он, пожалуй, уже порядочно перебрал».
— Во всем этом есть только одно привлекательное, — сказал он. — Шеф очень хорошо ко мне относится. И поскольку он все же настаивает на моем отъезде в Эйре против моей воли, то решил сделать эту поездку для меня максимально приятной. — Он отпил большой глоток виски с содовой. Тереза внимательно смотрела на него. — Хотите верьте, хотите нет, но он разрешил мне взять вас с собой на недельку-другую. |