По веревочному трапу Сузанна опасливо взобралась на палубу. Никто ее не встречал. Сквозь открытый кормовой люк она спустилась по ступенькам, которые вели к капитанской каюте Магнуса Станнарда. В коридоре царило сумрачное, желтушное освещение, характерное для керосиновых ламп, тем более что в воздухе действительно пахло чем‑то нефтяным. Дверь в капитанскую каюту оказалась открыта. Сузанна вошла. И увидела, что гниль, затронувшая «Темное эхо», одной лишь наружной обшивкой не ограничилась.

Стены каюты были увешаны плесневелыми черно‑белыми фотографиями в рамках. Многие снимки истлели до такой степени, что на них ничего нельзя было разобрать. Впрочем привыкнув к сумраку, глаза начали различать кое‑какие детали. Невероятная масса фотографий, должно быть, целая сотня. Сузанна решила приглядеться к ним повнимательней.

Вот снимок Сполдинга на боксерском ринге, напротив ухмыляющегося, косматого Хемингуэя. Противники запечатлены у стены с рекламой сигарет «Капрал». А вот, залитый резким солнечным светом, Сполдинг держит гоночный кубок на фоне ослепительно‑белого, вздувшегося пузырем паруса. Еще один снимок: в черном фраке с галстуком‑бабочкой он беседует с женщиной в меховом палантине у колес громадного локомотива, высеченного из глыбы льда. На соседней фотографии он стоит на цыпочках на краю трамплина для прыжков в воду – в старомодном купальном костюме, темный от загара и мускулистый. Вот, судя по всему, полицейский фотоснимок Габби Тенча, скалящего зубы под изломанным костяным венцом на месте макушки. Зубы залиты кровью, глаза распахнуты, рука на коленях до сих пор держит ракетницу, которой он поставил точку в своей жизни. Еще на одной фотографии был изображен обезглавленный, безрукий и безногий женский труп, лежащий в запекшейся темной луже на брезентовой подстилке; рядом аккуратно сложенное, пропитанное кровью купальное полотенце. Жертва юна, с осиной талией и высокими, дерзкими грудями; из подгрудинной впадины торчит рукоятка тяжелого ножа. А вот фотопейзаж с тремя подсвеченными факелами крестами, на которых вверх ногами висят распятые люди в военной форме. В запястья и ступни по самые черенки вбиты штыки вместо гвоздей. Отрубленными левыми ладонями казненных им заткнули рты, откуда бледными паучьими ногами торчат пальцы. Выражение лиц этих людей дало понять Сузанне, что все происходило, пока они были еще живы.

Она инстинктивно отпрянула от зрелища гнусных зверств и едва не потеряла равновесие. В следующий миг Сузанна замерла: справа, со стороны книжного шкафа, донесся шорох, но она не решилась повернуть голову.

– Джейн, не покидайте нас так поспешно, – раздался оттуда высокий пронзительный голос. Сузанна знала, что принадлежит он Гарри Сполдингу. Получается, хозяин уже на борту?

Сузанна все же рискнула бросить взгляд в ту сторону. Никого. Раздался смешок, сухой и резкий, напрочь лишенный веселости. Исходил он от звукозаписывающей машинки. Восковой цилиндр вращается на оси; заводная рукоятка медленно крутится сама по себе, извлекая слова. Вновь слышится смех. Бесплотный и жуткий.

– Что ж, Джейн, до скорой встречи. Даже передать не могу, с каким нетерпением я ее поджидаю.

– Где вы?

Пауза.

– В номере «Палас‑отеля».

– Гостиницы больше не существует. Ее снесли. Лет сорок тому назад.

– О нет‑нет, Джейн. Она на месте. Надо только правильно присмотреться.

Сполдинг проскальзывал между мирами, путешествовал сквозь прошлое. Но после сегодняшней ночи он уже не сможет это повторить: Сузанна приняла необходимые меры.

Она повернулась к выходу. На стене, по правую руку от дверного проема, висело небольшое зеркало в латунной раме. Металл потемнел, стекло пошло трещинами, однако отражение было полно шикарной, детализированной роскоши.