– Я бы и не взялся это объяснять, – ответил он. – Лишь циник и наглец осмелится истолковывать морские тайны. Могу лишь сказать вам, что мертвое животное ничего не выражает, кроме самого факта его гибели. Я не собираюсь выискивать причины, по которым оно сюда заплыло или сунулось под винты. Предпочитаю иметь дело с гвоздями, пиломатериалами, смолой и пенькой. В моих силах сделать «Темное эхо» отзывчивым к малейшему повороту румпеля. Я способен выжать из нее восемнадцать узлов при полных парусах. Словом, дайте мне что‑нибудь практическое, а суевериями пускай занимаются другие. Вот так‑то, сынок.

Я сухо кивнул. Не очень‑то мне нравилась его снисходительная манера. «Сынка», видите ли, нашел…

– Не верю я в проклятия. Держусь лишь тех вещей, которые знаю.

– Это заметно.

Улыбка не пропала с его лица.

– Каким образом?

– Потому что вы до крошки съели яичницу с беконом и сосиски. А вот к кровяной колбасе даже не притронулись.

Он критически посмотрел на свою тарелку.

– Что ж, Мартин, если вы говорите мне, что это съедобно, то мне остается лишь поверить. Но только потому, что вы такой честный мальчик.

Отец хлопнул по столешнице в приступе веселья. Наверное, именно сей подход послужил причиной его жизненного успеха. Прямо‑таки непотопляемый оптимизм.

– Вижу, он тебе не очень‑то глянулся?

Мы сидели в «саабе», возвращаясь в Лондон.

– Питерсен слишком много себе позволяет. Относится к людям свысока. И он не так прост, как пытается себя подать.

– Ага. Но надеюсь, он не так прост, как Фрэнк Хадли, – ехидно ответствовал мой отец.

Новая верфь находилась возле мыса на северном берегу Саутгемптонского пролива, между Калшотом и Лепом, неподалеку от старой спасательной станции. Отец согласился оплатить проживание Питерсена в сельской гостинице в Эксбери. Постоялый двор оказался древним, но очень комфортабельным, да еще с великолепной кухней. Впрочем, Питерсен заверил, что намерен большинство ночей проводить на верфи. Он сказал, что когда наступит весна, то будет очень приятно спать там теплыми вечерами, к тому же это наиболее практичный способ гарантировать соблюдение графика работ. Конечно, в ушах моего отца такие высказывания звучали сладкой музыкой.

– А знаешь, Мартин, тебе вовсе не обязательно уходить со мной в плавание. – Голос его звучал мягко.

– Знаю.

– Тебе, наверное, даже и не хочется. И Сузанна тоже, я думаю, против. Я все пойму, если ты прямо сейчас откажешься. В конце концов, у меня останется три месяца, чтобы найти замену, а это очень большой срок.

– Отец, мы уйдем вместе. Ничто меня не остановит.

– Вот и славно, – кивнул он. Протянул руку и ласково потрепал меня по плечу. – Я очень рад слышать, что у тебя такие настроения.

Погодное окно выпало на следующий день. Я решил не ездить, тем более что денек был ясный, теплый, «вертолетный», и мои шоферские услуги не требовались. Питерсен зафрахтовал буксир и баржу, «Темное эхо» лебедками подняли на борт и закрепили без всяких несчастных случаев. После короткого путешествия по невинно‑голубой воде ее вновь сняли с баржи, опять‑таки без печальных последствий. Тем вечером отец по телефону изрек, что мутно‑серая погода на прошлой неделе была своего рода вагнеровским сном Фрэнк Хадли не присутствовал при извлечении яхты из сухого дока.

– Не спрашивай меня, где он околачивался, – сказал отец. – Наверное, повез набивать соломой чучело своего дурацкого дельфина.