— А по-моему, надо.

У нее по щекам катились слезы, и там, где они капали, мгновенно вырастали фиалки.

— Мне кажется... у меня... я тоскую по утраченной части себя.

— Ты бы чувствовала себя так же, если бы...

Он не договорил.

— Если бы не он, а ты меня оставил?

Айслинн старалась говорить как можно тише и мягче.

— Я не имел права спрашивать. Прости.

— Да, — прошептала она.

Айслинн закрыла глаза. Возможно, от своих слез, а может, чтобы не видеть смятения на его лице. Такое же смятение бурлило у Айслинн внутри. Но даже с закрытыми глазами она знала: ей ничего не грозит. Пусть они с бешеной скоростью кружатся по парку, Кинан крепко держит ее и не даст упасть.

«Если бы он встретился мне раньше, чем Сет...»

Но прошлое не переиграешь. Айслинн прижалась лицом к его груди.

— Представляешь: хочу почувствовать себя виноватой за то, что разлучила тебя с Донией. И не могу.

Кинан словно не слышал.

— Айслинн, я всего пару раз в жизни любил по-настоящему. Я пытаюсь тебя полюбить.

— Не надо...

Слова замерли у нее на губах.

— Моя королева, говорить иное было бы ложью, а фэйри не лгут. — Даже сейчас, когда Кинан упрекал ее, его голос звучал мягко и нежно. — Айслинн, прошло сто восемьдесят дней. Сет исчез почти шесть месяцев назад. Я наблюдаю за тобой. Ты упорно делаешь вид, будто каждый из этих дней не оставил отметину в твоей душе. Неужели я не могу сделать тебя счастливой?

— Ради нашего двора?

— Нет, — возразил Кинан. — Ради нас с тобой. Мне недостает твоих улыбок. Я веками искал свою королеву. Мы можем хотя бы попытаться? Теперь, когда он...

— ...меня бросил, — договорила Айслинн.

Она позволила себе забыть, что парк полон фэйри. Она остановилась и замерла. А вокруг танцевали ликующие придворные. Только в середине вихря, где стояли они с Кинаном, было тихо.

— Кинан, заставь меня позабыть обо всем на свете, но не откладывай это на потом. Таким и должен быть Летний двор — никакой логики, никаких привязанностей, никакой войны, никакого холодного спокойствия. Согрей меня. Сделай меня бездумной. Сделай меня какой угодно, но другой.

Вместо ответа Кинан снова ее поцеловал. На нее хлынули потоки солнечного света. Айслинн не противилась. Ее кожа засветилась, потом засияла и ослепительно засверкала. Такой свет выдерживали только фэйри Летнего двора.

Они снова кружились, но Айслинн не чувствовала земли. Она ощущала лишь солнечный свет, проникавший во все клетки ее тела, стремившийся выжечь накопившуюся боль и горечь. Там, где ступали король и королева, по-прежнему расцветали цветы, и солнечный свет на губах Кинана имел вкус теплого меда.

Как и на каждом ежемесячном балу, ночь танцев и легкое летнее вино пьянили голову Айслинн. Но когда бал окончился и наступило утро, ее ноги не касались земли. Кинан держал ее на руках. Он принес ее из парка на берег реки, как после их первого бала. Это не было ни пикником, ни тщательно продуманным соблазнением. Он просто принес Айслинн сюда, чтобы посидеть с ней вдвоем у воды.

На таких балах все отличались безрассудством, но на это время фэйри Летнего двора становились неуязвимыми. Минувшей ночью даже Бананак не смогла бы проникнуть в парк.

Не выпуская Айслинн из объятий, Кинан уселся на берегу. Вода приятно холодила ступни. Кожу кололи тысячи крошечных иголочек. Земля под Кинаном и Айслинн мгновенно нагрелась и превратилась в вязкую глину. Айслинн снова охватила дрожь: от прохлады реки и от прикосновения Кинана.

Где-то на периферии сознания бродили странные мысли: она, в бальном платье, — и вдруг на берегу реки. Но она была воплощением Лета с его теплом, импульсивностью, желанием резвиться и веселиться.

«Вот кто я теперь. Вместе с ним».