Разумеется, мне хорошо ведомы ваши чувства к алхимику Ракоци, неосмотрительно включенному в состав вашей миссии велением польского короля. Добавлю, что я их разделяю. Да и какой добронравный и здравомыслящий человек не придет в смятение, наблюдая, с какой рьяностью и коварством он плетет свои сети вокруг Ивана, некогда грозного, но ныне дряхлеющего и нуждающегося в опеке царя?

Взять недавнее нанесенное всем оскорбление. Поражаешься, с какой наглостью этот хитрец творит свои козни! Отравить царя, а потом исцелить заранее приготовленным противоядием, чтобы тем самым возвыситься, решится не всякий. Но он решается, и во всем успевает, и действует прямо у нас на глазах! Нет сомнений, что этот наглец наносит много урона и репутации возглавляемого вами посольства, причем вы, достойный священнослужитель, уверенно движущийся по стезе благочестия, оказываетесь замаранным и виноватым, а он остается чистым, отсиживаясь в вашей тени. Я полагаю, мне не надо более ничего добавлять, чтобы склонить вас к союзу со мной, дабы сорвать покровы с предательской деятельности всех раздражающего авантюриста.

Но, должен предупредить, ситуация щекотливая. Если мы вздумаем открыто выступить против нашего недруга, ничего хорошего нам это не принесет. Ракоци сейчас взласкан царем, а тот не станет добродушно взирать на людей, стремящихся умалить достоинства его нынешнего любимца. Вчера он, например, обронил, что запорет кнутом всякого, кто осмелится причинить алхимику вред. Царь на ветер слов не бросает, а потому нам необходимо действовать скрытно, исходя из чего я и предпочитаю не называть вам себя. Меньше ведаешь, меньше спрос, а неосведомленность у нас на Руси порой защищает лучше, чем меч или молитва.

И все же нельзя допустить, чтобы царь возвеличил плута настолько, чтобы тот управлял всеми нами. А слухи о том ходят, хотя никто на деле не знает, какова будет награда, принародно обещанная государем тому, кто чуть было не отправил его на тот свет. Прискорбно, что разум батюшки поврежден. Мы все просим Господа вернуть ему былое величие. Однако сидеть сложа руки преступно, нам нужно, объединив усилия, отринуть беду.

И то, что Ракоци стремится служить двум хозяевам, для нас большое подспорье. Угодив одному, можно сильно прогневать другого. Подумайте хорошенько, на чем тут стоит сыграть. Я ж со своей стороны обещаю вам всяческую поддержку во всем, что вы замыслите, как только узнаю, что дело тронулось, ибо, повторяю еще раз, осведомленность моя велика.

Пока же позвольте мне посоветовать вам устроить большой прием — по случаю, например, Рождества, которое уже близится. Гостеприимство ценится на Руси и будет благожелательно встречено как царем, так и большинством бояр из тех, что не одобряют плутни злонравного венгра.

Некто, стремящийся, как и вы,

искоренить ростки всего сорного,

составляющего причину нашего общего беспокойства».

ГЛАВА 9

Лошадей укрывала от холода зимняя сбруя, в которую входили удерживаемая подпругой попона и нагрудник из мягкой овчины. Ракоци ехал на вороной Фурии — рослой рысистой венгерской кобыле. Рядом покачивался Бенедикт Лавелл, он с трудом правил весьма бестолковым мышастым меринком, приобретенным им на одном из московских базарчиков около полугода назад. Третий член маленькой кавалькады, Анастасий Шуйский, сидел на великолепной гнедой с лебединой, круто изогнутой шеей.

— Значит, опричники не бояре? — спросил с сомнением Лавелл. Его русский был достаточно сносным, но имел сильный английский акцент. — А я и не знал.

— Как и я, — отозвался Ракоци. — До недавней поры.

— Нет. Это скопище худородные людишек, возвеличенных государем, — неохотно сказал Анастасий, прикидывая, с какой стороны подъехать к южным воротам. — Они присягнули Ивану на верность и с песьими головами на метлах принялись искоренять порок и измену всюду, куда могли доскакать.