|
Но… – Он замялся. – Порой женщина не должна все время работать. Если у нее ребенок. Если она хочет ребенка… – Он снова запнулся и обнял меня. – Я совершенно запутался, – просто сказал он. – Боюсь, что так. Но, понимаешь, это продлится недолго, и я очень люблю тебя. Когда я говорю эти слова, то хочу, чтобы они шли от чистого сердца и в ясном понимании – я хотел, чтобы в первый раз они были сказаны именно так. Это очень важно. Я хочу, чтобы они были такими… Чтобы мы всегда помнили их и… – Он помолчал. – И тогда я скажу то, что надо. И так, как надо. По-английски. Я произнесу перед тобой речь, которую ты заслуживаешь. Я учу ее – по ночам.
– Ты учишь ее? Ох, Френк… – У меня уже есть третий вариант. – Искорка юмора опять появилась в его глазах. – Третий. – Natürlich. Я предполагаю, что будет пять или шесть вариантов. Тогда я отшлифую лучший. – Ты успеешь все забыть. – Кое-что – да, но не все. – Ты меня дразнишь… – Почему бы и нет? Ты тоже меня поддразниваешь. – Ты очень странная личность, и я очень люблю тебя. Хотя есть кое-что… – Да? – Позволяют ли твои столь странные и неуклонные правила мне посещать тебя здесь? Сможешь ли ты поберечь мою репутацию, если мы будем вести себя очень скрытно? Как ты думаешь, удастся ли мне тайно проскальзывать к тебе и выбираться обратно? – Я бы умер, если бы ты не смогла, – сказал Френк.
2
– За 1959-й! За очень особый год! – сказала Роза и, храня верность себе, кинулась целовать всех членов своей семьи: Френка, меня, беспрерывно продолжая разговаривать, после чего, остановившись, расплакалась. Говоря об особом годе, она смотрела на Френка и на меня, а затем – поскольку Роза не умела намекать легко и изящно, а предпочитала увесистые намеки, – она увлекла меня в сторону и сказала: – Посмотри на Френка. В эту минуту Френк был занят своими племянниками и племянницами, поскольку Роза уже успела к тому времени несколько раз стать бабушкой, и новому поколению Джерардов было позволено остаться у бабушки и вместе встречать Новый год. В центре заставленной вещами комнаты Розы они были заняты возведением башни из кубиков – нет, не просто башни, а Тадж-Махала. Френк, помогая строительству, стоял на коленях, демонстрируя знание законов физики, поскольку возводил мостик. Он вел себя с тактом и пониманием по отношению к малышам, поскольку клал кубики не сам, а позволял хвататься за них маленьким ручонкам. Время от времени он делал тактичные, но толковые указания, как положить очередной кубик, чтобы не свалить всю конструкцию; случалось, он ошибался и покорно принимал всеобщее осуждение. Четырехлетки и пятилетки терпеливо объясняли ему, почему сюда нельзя класть очередной кубик: Френк покорно принимал их указания. Роза сказала: – Ты видишь, как он хорошо играет с ними! – На этом Роза, конечно, не остановилась. Она поведала мне во всех подробностях, каким хорошим отцом должен стать Френк. Я понимала, что она права. Я тоже так считала, хотя Роза до конца так и не понимала своего приемного сына. Роза, пусть даже и овдовев, старалась не сталкиваться с темными сторонами бытия. Она в самом деле не видела всех сторон личности Френка. Он много страдал и многое потерял. Эти потери, его личные призраки, присутствовали при нем, даже когда он был счастлив. Они определяли его моральный кодекс, его воля всегда была на пределе напряжения. Изменения в общественных обычаях и привычках были несущественны для Френка; моральные обязательства, вытекающие из его собственных установок, и приверженность им – вот что оставалось главным и неизменным. |
