Рейвен вдруг поняла, что находится в теплой библиотеке Михаила, огонь камина отбрасывает тени на стены, а она не знает, как здесь оказалась. Она не помнила, как входила сюда, но тем не менее они находились в его доме. Рубашка Михаила была расстегнута, открывая крепкие мускулы на груди. Взгляд его темных глаз сосредоточился на ее лице, наблюдая за ней с неподвижностью и настороженно, словно взгляд хищника. Он и не старался скрывать, что желает ее.

— Я даю тебе последнюю возможность, малышка, — сказал он резко и хрипло, словно слова застревали у него в горле. — Я найду в себе силы отпустить тебя, если ты этого захочешь. Сейчас. Прямо сейчас.

Их разделяло расстояние от одной стены до другой. Воздух будто застыл. Доживи она хоть до ста лет, этот момент навсегда останется у нее в памяти. Он стоял в ожидании ее решения — разделить с ним жизнь или обречь его на вечное одиночество. Он высоко поднял голову, его тело было напряжено, голодные глаза горели.

Он прогнал все здравые мысли из ее головы. Если она оставит его, не приговорит ли и себя к такой же судьбе? Кому-то нужно любить этого мужчину, хоть немного заботиться о нем. Как он так долго смог прожить один? Он ждал. Не было ни принуждения, ни соблазна, только его глаза, его желание, его отверженность в этом мире. Остальные полагались на его силу, нуждались в его способностях, даже не выказывая ему привязанности, не благодаря за неустанную бдительность. Она могла удовлетворить его голод как никто другой. Она знала это на уровне подсознания. Для него не существовало другой женщины. Он хотел ее. Он ее жаждал. Она не могла уйти от него.

— Сними свой свитер, — попросил он.

Теперь у него не было пути назад. Он прочитал решение в ее глазах, в легком подрагивании ее губ.

Она отступила назад, ее синие глаза широко раскрылись. Очень медленно, почти через силу, она сняла свитер, словно где-то глубоко внутри понимала, что отдает ему нечто большее, чем свою невинность. Понимала, что отдает свою жизнь.

— Водолазку.

Она облизала губы, увлажняя их атласную поверхность. Ответное движение в его теле было диким, примитивным. Как только она сдернула водолазку, его руки нащупали пуговицы брюк. Ткань плотно облегала его тело, стесняя движения и причиняя боль. Он был осторожен, одеваясь в человеческой манере, стараясь не напугать ее еще больше.

Ее обнаженная кожа мерцала в свете камина. Тени скользили по линиям ее тела. У нее была узкая грудная клетка, тонкая талия, и это только подчеркивало щедрую полноту грудей. Мужчина в нем сделал резкий вдох, охваченный желанием, а зверь взревел, требуя освобождения.

Михаил сбросил рубашку на пол, не в силах больше терпеть прикосновения ткани на своей сверхчувствительной коже. В его горле родился звук, животный, дикий, — жестокое, варварское требование. А снаружи поднялся ветер, и темные, зловещие облака поплыли на фоне луны. Отбросив в сторону человеческую одежду, он обнажил свое тело — рельефные мускулы и пылающее желанием естество.

Она судорожно сглотнула, снимая с плеч кружевные бретельки расстегнутого бюстгальтера и позволяя ему соскользнуть на пол. Ее груди соблазнительно напряглись, соски затвердели.

Он пересек комнату одним скользящим движением, не заботясь о дальнейших объяснениях. Им овладел многовековой инстинкт. И, сдернув одним движением неприятные ему джинсы с ее бедер, он отбросил их в сторону.

Рейвен вскрикнула, и в ее глазах появилась тень страха, вызванного его напором. Но Михаил успокоил ее одним прикосновением, лаская ее тело, запечатлевая в памяти каждую его линию.

— Не бойся моего желания, малышка, — прошептал он ласково. — Я никогда не причиню тебе боли. Для меня это просто невозможно.

Ее хрупкие косточки, кожа, подобная горячему шелку. Масса волос, выпущенная им на свободу, скользила по его напряженному телу, отчего огненные стрелы пронзали его пах.