— Пожалуйста, Михаил. Я любил Ноэль.

В глубине души Рейвен знала, что Рэнд просит не за ребенка.

От ярости лицо Михаила потемнело, губы сжались, а глаза полыхнули красным огнем.

— Не говори мне о любви, Рэнд. Отправляйся под землю, исцелись. Я найду ассасинов и отомщу за свою сестру. Больше я не буду давать волю чувствам. Если бы я не уступил ее мольбам, она была бы сейчас жива.

— Я не могу спать. Это мое право отправиться на охоту.

Рэнд говорил вызывающе, угрюмо, словно ребенок, который хочет добиться уважения и равенства, но знает, что этого никогда не будет.

Нетерпение промелькнуло на задумчивом лице Михаила.

— Тогда я приказываю тебе и даю исцеляющий отдых, необходимый и твоему телу, и твоему сознанию.

Его голос был бесстрастным, как всегда. И если бы не ярость, пылающая в черных глазах, Рейвен подумала бы, что он заботится об этом мужчине.

— Мы не можем себе позволить потерять и тебя, Рэнд.

Его голос вдруг стал бархатным, повелевающим.

— Ты отправишься спать, Рэнд. Ты отправишься к Эрику, и он поможет тебе приготовиться и защитить себя. Ты будешь пребывать во сне до тех пор, пока не перестанешь представлять опасность для себя и для других.

Рейвен была поражена и встревожена его неограниченной властью, которую он сам воспринимал как должное. Один только его голос мог ввести в гипнотический транс. Никто не сомневался в его авторитете, даже в принятии решения по такому важному вопросу, как сохранность ребенка. Она прикусила губу, запутавшись в своих ощущениях. Он был прав насчет ребенка. Она чувствовала какую-то неискренность в Рэнде, и все же то, что взрослый мужчина повинуется его приказу — вынужден повиноваться, пугало ее. Ни у кого не должно быть такого голоса, таких способностей. Что-то столь сильное могло быть применено неправильно, могло легко развратить того, кто владел им.

Когда Рэнд ушел, они остались стоять в сгущающихся сумерках, глядя друг на друга. Рейвен чувствовала, как на нее давит недовольство Михаила, и вызывающе вздернула подбородок. Он мгновенно придвинулся ближе, его пальцы обхватили ее горло, словно он хотел ее задушить.

— Ты больше никогда не поступишь так безрассудно.

Она прищурилась.

— Не пытайся угрожать мне, Михаил, ничего не получится. Никто не смеет говорить мне, что делать и куда идти.

Его пальцы соскользнули на ее запястья, сжимая их так, словно он хотел сломать хрупкие косточки.

— Я не потерплю глупостей, из-за которых твоя жизнь может оказаться в опасности. Мы уже потеряли одну из наших женщин. Я не хочу потерять и тебя.

Его сестра, сказал он. Сострадание боролось в ней с инстинктом самосохранения. Главная причина их сегодняшней ссоры — то, что он так пугал ее.

— Михаил, ты не можешь положить меня в коробку и хранить на полке.

Она сказала это как можно мягче.

— Я не собираюсь спорить по поводу твоей безопасности. Чуть раньше ты осталась наедине с мужчиной, который думал о том, чтобы овладеть тобой силой. На тебя могли напасть дикие звери, и, если бы ты не была под моей защитой, в своем теперешнем состоянии Рэнд вполне мог поранить тебя.

— Но ничего этого не произошло, Михаил. Она дотронулась до его щеки, ласково поглаживая ее пальцами.

— Тебе и так есть о чем беспокоиться, и без меня хватает ответственности. Я могу помочь тебе. Ты же знаешь, я способная.

Он дернул ее за запястье так, что она потеряла равновесие и упала прямо на него.

— Ты сводишь меня с ума, Рейвен.

Его руки взметнулись, он прижал ее к себе.