– Леди Пиппа! – воскликнул Антуан де Ноай с дружелюбной приветливостью старого знакомого. – Я получил депешу от шевалье д'Арси. Ваша сестра приписала несколько слов для вас.

– Моя нижайшая благодарность, – пробормотала Пиппа, почти вырвав пергамент из рук посла и невольно оглядываясь, прежде чем развернуть свиток. – Кто этот человек у двери, Робин? – осведомилась она, довольная, что голос звучит достаточно небрежно, и принялась читать письмо, хотя глаза всего лишь бессмысленно скользили по строчкам.

Робин посмотрел в указанном направлении.

– Ты имеешь в виду Аштона?

– Знай я его имя, вряд ли спрашивала бы у тебя, – мгновенно парировала она, начиная привычную перепалку, которыми искренне наслаждались оба. – Тот человек в темно-сером плаще, что стоит у двери в королевские покои. Мне он показался знакомым, но не помню, где мы встречались.

– О, это Лайонел Аштон, леди Пиппа, – вмешался посол. – Тесно связан с мужем королевы, хотя по рождению англичанин. Известен своей проницательностью и умением держаться в тени. Выполняет особые поручения короля. Он нечасто бывает при дворе, поэтому неудивительно, что вы его раньше не видели.

Де Ноай задумчиво почесал нос, не сводя глаз с Аштона.

– Интересно, почему сегодня он решил показаться на людях. По-моему, ему было поручено тихо и без лишнего шума сгладить отношения между английским и испанским дворами. Но может, неприязнь зашла так далеко, что требует более прямого подхода или вмешательства свыше.

В последних словах звучала откровенная насмешка: недаром между французским и испанским посольствами постоянно тлела скрытая вражда.

– Понятно.

Англичанин, якшающийся с испанцами. Откуда она может его знать?! Должно быть, некстати разыгралось воображение, хотя и это на нее не похоже. Она не подвержена прихотливым полетам фантазии. Может, это как-то связано со снадобьем от головной боли, которое, слава Богу, наконец начинало действовать?

Пиппа решительно перечитала письмо сестры.

– О, какая радость! Пен пишет, что они надеются к Рождеству быть в Англии.

Лицо Робина озарилось восторженной улыбкой.

– Мы должны известить леди Джиневру и моего отца.

– И немедленно, – добавила Пиппа. – Я сама этим займусь. Прямо сейчас.

Она украдкой посмотрела в сторону трона, прикидывая, сможет ли потихоньку ускользнуть из приемной. В конце концов, королева сама отпустила ее, очевидно, не желая, чтобы она торчала на глазах.

Стюарт о чем-то толковал с Руем Гомесом, ближайшим другом и советником короля. Пиппе показалось, что муж чем-то то ли смущен, то ли озабочен: полные губы сжаты в непривычно тонкую полоску, на лбу выступили капельки пота. Почувствовав ее взгляд, он обернулся и недовольно нахмурился.

Руй Гомес даже не посмотрел в ее сторону. Его красивое, хотя несколько угловатое смуглое лицо оставалось спокойным, словно он стоял в леднике, а не в невыносимо душной, кишевшей людьми приемной жарким августовским утром.

Пиппа еще успела увидеть, как Стюарт оставил Руя Гомеса и направился к тому месту, где стоял Лайонел Аштон. Пиппе показалось, что в компании англичанина муж чувствует себя не более свободно, чем в обществе испанца.

Она недоуменно пожала плечами и, сама не зная почему, стала пробираться сквозь толпу к трону, где беседовали мужчины. Приходилось то и дело кивать знакомым, останавливаться на два-три слова, болтать о пустяках, сохраняя на лице деланную улыбку. Но, к досаде Пиппы, Стюарт отошел от Аштона прежде, чем она успела до них добраться. Жаль. Значит, познакомиться с ним сегодня не удастся.

Однако Лайонел Аштон и не думал уходить. И не шевельнулся, когда она подобралась ближе, как будто вообще не замечая ее присутствия.