У девушки был подавленный вид, и Роксен поинтересовался:

– Как поживает твой мальчуган?

– Девочка. Камилла ее зовут.

– Разумеется, – сказал Рокотун. – Да‑да.

– С ней все в порядке. Я оставила ее у подруги, а сама поехала сюда. Она не любит ездить в метро. Кричит и мочит пеленки.

– Помню, когда я был маленьким мальчиком, – отозвался Роксен, – мы любили прыгать по льдинам. Разумеется, это было запрещено. Я плюхнулся в воду, и, конечно же, это произошло на глазах у полицейского.

Рокотун выпустил еще два дымовых кольца, таких же элегантных, как первые, и близких к абсолютному совершенству.

– Что было дальше? Меня притащили в полицейский суд – тогда еще были такие – и присудили к штрафу в две кроны. Это составляло все мои карманные деньги за два месяца. Не говоря уже о лупцовке, которую мне задал отец.

Он снова зацепился за ее непонимающий взгляд и объяснил:

– Попросту, он меня поколотил. Я получил, увы, несколько старомодное воспитание. – Роксен продолжал: – И ведь не было же закона, который запрещал бы прыгать по льдинам. От силы каких‑нибудь две строки в правилах поведения в общественных местах. Так или иначе, в тот момент я решил рано или поздно стать юристом, хотя все кругом твердили, что я на это не гожусь. – Он неожиданно рассмеялся: – Не гожусь? В стране, где в девяноста девяти случаях из ста на место защитника можно поставить ночной горшок!

Рокотун заметил, что его речи не производят никакого впечатления на посетительницу. Отыскал на кухоньке две таблетки соды и растворил их в кружке воды. Проглотил раствор и через четверть минуты великолепной отрыжкой оправдал свое прозвище.

Его массивное лицо выражало озабоченность. Откинувшись назад в своем кресле, он потуже затянул ремень.

– Вам бы надо подтяжки носить, – деловито заметила девушка.

– Верно, – согласился Рокотун. – Да‑да, разумное и правильное предложение.

Взял лист бумаги и старательно вывел аккуратными буквами: ПОДТЯЖКИ.

Потом серьезно посмотрел на посетительницу.

– Ну, Роберта…

– Ребекка, – поправила она.

– Ну, Ребекка. Чем ты так огорчена? Стряслось что‑нибудь?

– Стряслось, и вы единственный человек, который когда‑либо мне помогал.

Рокотун снова закурил сигару, успевшую потухнуть, пока он пил соду. Посадил себе на колени кошку и почесал ей за ухом так, что она замурлыкала.

Он ни разу не перебил Ребекку, пока та излагала свои проблемы.

– Как мне теперь быть? – беспомощно заключила она.

– Обратись в социальное бюро или в детский надзор. Поскольку ты не замужем, к тебе, наверно, уже прикрепили опекуна?

– Нет‑нет, – поспешно возразила она. – Ни в коем случае. Эти люди и без того преследуют меня, словно зверя какого‑нибудь. И они уже запустили Камиллу один раз, пока я сидела под арестом, а она была у них.

– Запустили?

– Ну да, неправильно кормили. Я три недели билась, чтобы наладить ей животик.

– У меня живот никогда не работал как надо.

– Это от сигар и от неправильного питания.

– Гм‑м, – пробурчал Рокотун. – Возможно, возможно. Но теперь я, слава Богу, слишком стар, чтобы мне стоило отказываться от так называемых дурных привычек. Взять хотя бы тот факт, что я был женат четыре раза, курю сигары с тринадцати лет, с небольшим перерывом в годы войны, когда выменивал марихуану у американских летчиков, и при этом у меня одиннадцать детей и шестнадцать внуков. А мой брат вегетарианец и никогда не курил. У него нет детей и, по законам логики, нет внуков.