Пишите чаще. Без оклика — никогда не напишу. А писать мне Вам фраза не окончена. Писать — входить без стука. Вы же, когда бы обо мне ни думали, знайте, что думаете — в ответ: мой дом — весь — на полдороге к Вам: у самого порога, которого между нами — нет. Где уж тут: стук в дверь: раз навсегда сорвана.

(всё это — карандашом в тетрадь)

С 7-ое по 14-ое февраля:

Гора 

Орган 

Поэт 

Душа

Сириец 

Колыбельная 

Богиня Иштар 

Лютня

Азраил (два) 

Надо:

Фонарь

Лестница Иакова

Мать меньше чем кто-либо видит своего ребенка в настоящем: либо на горшке (вчера), либо на троне (завтра).

На пургу не дунешь, млад!

Вьюнош-млад, вьюнош-млад!

На луну не плюнешь, млад!

Вью — нош млад!

(Из этого: Расколюсь — так в стклянь )

…Любезность — или нежелание огорчить? Глухота — или нежелание принять?

…А знаете, как это называется?

Из всех, за всю жизнь — только один вместил: 61 года от роду — и очевидно миллиардер — т. е. привы слово и фраза не окончены

…У Вас же великолепный выход: что превышает — на долю Гения. Он и не такое вместит.

Это не игра, п. ч. на игру нужен досуг. Я же задушена насущностями: от стихов до вынесения помоев, до глубокой ночи. Это кровное. Если хотите: кровная игра. Для меня всегда важно прилагательное.

Отношение к Вам я считаю срывом — м. б. и ввысь. (Вряд ли.)

Я не тот (я другой!) — тогда радуюсь. Но чаще «не тот» — просто никто. Тогда огорчаюсь и отступаюсь.

Смирение — это последнее любопытство: до чего дойдет (мужчина, гость, Бог, пропуск одного слова) и на чем, наконец, остановится — и есть ли конец — и остановится ли?

Edelstein — в Германии я бы любила бриллиант. 

Вспархиванье птиц: отрывистое мурлыканье.

Могу есть — грязными руками, спать — с грязными руками, писать с грязными руками — не могу. (В Советской России, когда не было воды, вылизывалась.)

Чудовищность причастия: есть Бога. Богоедство.

Чешские гуси меня ненавидят, капитолийские бы любили.

Как тросточка довершает руку!

(Запись о любимой серой тросточке, купленной С. на аукционе имущества бывшего царского посла и подаренной мне, а затем — много спустя — потерянной мною в Моравской Тшебове, на холму, собирая чернику.)

Отправить на тот фронт.

— А она всё-таки вертится! — Да не вертись — завертелась бы!

Дворянство хорошо, когда ты окружен (как шея — петлей) коммунистами, когда ты с людьми достаточно — человека.

NB! А с дворянами? Теми, вроде Бунина, в дворянской фуражке, т. е. дураками. И злостными.

Ответ кажется будет таков: когда я с дворянами мне бесконечно трудно вспомнить, что и они — люди (т. е. любят, болеют, а главное — умирают).