— Я буду твоей женой, а ты будешь моей сестрой.

— Идут кадеты, трубами барабанят.

(Май 1929 г., Мёдон)

В мёдонском лесу (из памяти, но кажется — тогда же)

— Я, когда буду большой, пойду на войну?

— Будем надеяться, что когда ты вырастешь уже не будет войны. П. ч. война — страшная вещь, и ты убиваешь, и тебя могут убить.

— А всех убивают на войне?

— Нет, иные возвращаются, иных забирают в плен.

— А в плену — тоже убивают?

— На хороших войнах — нет: заставляют работать, но пóят и кормят.

— Тогда если меня возьмут на войну, я сразу пойду и пропуск одного словах: — А где у вас пропуск одного слова плен?

2-го июня 1929 г.

Мур: — Спасайте меня, а то я Вас зарежу!

— Аля! Перестань ошибаться — и вон!

— Совсем штанов не осталось, одни заплатки да козлятки.

— Мама, знаете отчего у меня штаны мокрые? Вспотели, вероятно!

(Т. е. они вспотели, а не он, ибо другого — не бывает никогда.)

Хрóмый. Зажмали (зажали). Иду к Бибияги.

— Я хочу надеть сольду (куртка).

— Флаг говорит да и нет.

— Gui — это ведь негрские головы.

(Gui — омела)

ВОЗОБНОВЛЯЮ ВЫПИСКИ ИЗ БОЛЬШОЙ СВЕТЛО-ЗЕЛЕНОЙ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ С КРАСНЫМ КОРЕШКОМ

Учится читать: в тетради ряд слов огромными печатными буквами.

Liebe gnädige Frau!

Wie merkwürdig trifft es sich! Als ich Ihnen von der russischen Sekretärin schrieb, musste ich gleich ein neues Blatt nehmen, denn eh ich mich bedachte stand es: zu gesund.

Das «blonde Mädchen» (Tchernoswitowa heisst: Tcherno — schwarz und switowa kommt von Hemd (kleinrussisch: Switka), eigentlich — die mit dem schwarzen Hemde) prahlte mit Rilke und sprach über ihn wie über die selbstaufgenommennen Platten zu seinen Bildern: mein. Ich traf sie nur ein einziges Mal und liess sie weiterleben — ohne Sehnsucht.

Heute, am 17-ten erhielt ich Ihren Brief und die sein (Briefbuch).

Ihr Brief raucht — und rauscht — und glänzt — Bodensee — ein Wort aus meiner Kinderheit, ich war damals im Breisgauer Freiburg und hatte eine Freundin — Brunhild — von dorten, das Kind sah wie ein Seefräulein aus. Ich liebte sie so sehr (für ihre Schönheit: Seefräuleinheit!) dass man uns schnell jeden Verkehr verbot — als ob ich der See wäre, der sie heimwollte — von der Schul-Sandbank!

Brunhild vom Bodensee.

…Seit Rilke habe ich Niemanden geliebt, in Niemanden gelebt, er war meine letzte Seele, meine letzte ander-Seele.

Als Sie so lange nicht schrieben, dachte ich: jetzt hat die Frau Angst, sie will kein grosses Gefühl, sie ist erfüllt — und liess Sie schweigen und hätte selbst nie geschrieben (geschrien).

…Als mein Kind in Russland vor Hunger starb und ich es — so auf der Strasse von einen fremden Menschen erfuhr (— Ist die kleine Irina Ihr Kind? — Ja. — Sie ist tod.