|
Откинулась на раму, поставив ступни одна на одну. Несмотря на ковровую дорожку, было холодно, не зря Кузьма ругался. Зима на улице. — Да на фиг мне зрение?! Я что, тебя плохо знаю, что ли, малыш?! — снова тихо ругнулся. — Иди назад! — распорядился. — Ага, сейчас, уже побежала, — саркастично хмыкнула Кристина, обхватив себя рукой. Кузьма в очередной раз матюкнулся. Только теперь невнятно, сквозь зубы. Видимо, что-то уж совсем ужасное. — Так что с машиной? — вернулся к прошлой теме. — Да я откуда знаю? — улыбнулась Кристина, до рези в глазах всматриваясь в темноту. — Я в этом не разбираюсь. Какие-то датчики и контакты, что-то отходило и барахлило. Отогнали на СТО, сказали, дня два проверять и чинить будут. — Почему мне не позвонила? Пригнала бы моим парням, тебе бы за полдня все сделали, — Кузьма вновь протяжно выдохнул, словно сигаретой затягивался. Но она же видела, что не курит. — Так у меня муж для таких вопросов есть, — аж горло сдавило от собственного ехидства. Будто кислоты глотнула. И слезы теперь не удержала, по щекам потекли. Холодно, елки-палки! — Мужик в доме, который всегда рядом, поддержит и проблемы решит. Помнишь, Кузьма? Он выдохнул резко, хрипло. Так, будто она его, на земле лежащего, в живот пнула ногой. Добить позволял. Такое только ей и сходило с рук. — Уела, малыш, — хрипло и с той же болью, которую она в себе ощущала. — Вскрыла грудину. А говоришь вечно, что не хирург. Потрошитель. Кристина хмыкнула. Не от веселья. Свою боль поглубже в желудок пыталась протолкнуть. Когда от него это давным-давно услышала, думала — умрет на том же месте, сердце не выдержит такой обиды и муки. А ничего вон, до сих пор бьется. Луженое у нее сердце, что ли… Снова умолкли оба. Стоят и смотрят на темные силуэты в балконных окнах. Прижали телефоны и слушают дыхание. Обоих же на части рвет от желания плюнуть на все и метнуться из квартир, встретиться где-то на полдороги. И без разницы, что потом. Она точно знает. Лишь бы в эту секунду кожа на коже, губы на губах, и мозг в аут… А они стоят и смотрят. И каждый вдох-выдох другого считает. — Иди спать, красивая моя. Околела уже. Да и мне ехать пора, — наконец, тяжело выдохнул Кузьма. — По девкам своим? — Хмыкнула. Откуда в ней столько желчи и ехидства? Не была такой раньше, жизнь искорежила, все перевернула с ног на голову. А Кузьма тихо рассмеялся. Словно бы ему в радость ее ревность, от которой никак не избавится. — Не поверишь, на заседание фракции, — видела, как он покачал головой. — Через десять минут начаться должно. Уже опаздываю. Любят наши ночами заседать и решать курс партии. День им для этого не подходит, — с иронией рассказывал. С весельем. А она видела, что рукой лицо растирает. Слышала, как кожа трется. Точно как она после дежурства. — Устал? — голос дрогнул. И уже не до сарказма или ответных ударов. За него сердце-предатель болеть начало. — С тобой не сравнить, ты вон, себя не жалеешь, людей спасаешь, красавица. А я что? Кэш гребу. Мне не на что против тебя жаловаться, — Кузьма тоже иначе улыбнулся, хмыкнул тепло. — Иди, спи. Знаешь же, не уйду, пока ты стоишь, всю фракцию задержим… Кристина рассмеялась. И плевать, что сквозь слезы. — Хорошо. Иди, верши судьбу страны, — согласилась с доброй иронией. — По крайней мере, я буду точно знать, что ты не голодный. Хотя что это я? Ресторанов вокруг полно… — Малышка… — сипло попытался прервать ее Кузьма, мешая говорить. — Жилы мне рвешь, как теперь идти? — Как хочешь, — хмыкнула в том же тоне. Уже и на обиду сил не было. Просто больно. И сладко. — Долг зовет же. Как я каждый день плетусь на свою работу с «подрезанными сухожилиями». |
