Я не меньше часа просидела под деревом, пока пара пони, пощипывая траву, не приблизилась ко мне настольно, что я могла начать с ними разговаривать. Первые фразы я произнесла неторопливо, как бы между прочим, чтобы пони поняли, что никто не собирается причинить им никакого вреда. Через некоторое время они подошли поближе и позволили мне потереть их носы и весело поболтать с ними, но как только я завела речь о том, чтобы они разрешили мне покататься на них верхом, пони занервничали. Они явно даже не понимали, о чем я толкую, поэтому не стоило настаивать. Я ограничилась тем, что на прощание передала им приветы от моих старых друзей Пулки и Иова.

Я вполне хорошо переночевала под старым тисом, ветви которого опускались почти до самой земли, образуя нечто вроде шалаша, который спас меня от утренней росы. Я постепенно начала испытывать одиночество. Беда была не в том, что в тот момент рядом со мной никого не было, а в том, что не существовало человека, который готов был бы позаботиться обо мне, как не было и никого, кто нуждался бы в моей заботе. Я с удовольствием оказалась бы снова в приюте, чтобы приглядывать за его маленькими обитательницами.

Наутро я проснулась вместе с птицами и почувствовала себя ужасно голодной. Отправившись к ручью, который заметила накануне вечером, я, как могла, умылась и причесала волосы, которые продолжала стричь так же коротко, как в Смон Тьанге, а затем с удовольствием, но очень медленно съела второй сэндвич. Последний сэндвич и шесть пенсов я решила беречь как можно дольше, потому что не имела ни малейшего представления, сколько времени пройдет прежде, чем мне удастся заработать себе на жизнь.

Все утро я шла быстрым шагом и к полудню прошла, пожалуй, миль десять – двенадцать. Несомненно, я находилась недалеко от побережья, потому что воздух стал пахнуть совсем по-другому. В нем появился привкус моря. Я не только проголодалась, но и устала, и почему-то была собой недовольна, хотя и не могла понять причину.

Отдохнув около часа, пока солнце стояло прямо над головой, я опять пустилась в путь. В Борнмуте я надеялась найти для начала хотя бы какую-нибудь временную работу на день-два, чтобы одновременно заняться поисками постоянного места. Если у меня ничего не выйдет, то придется провести еще одну ночь под открытым небом, съесть последний сэндвич и истратить пенс на еду. Наутро в таком случае надо постараться найти людей из Армии спасения, потому что девочки в приюте рассказывали, что они принимают всех.

У меня было ощущение, что если взять немного западнее, то я выйду на главную дорогу и таким образом, сократив расстояние, сохраню больше времени. В город мне хотелось добраться до трех часов, чтобы иметь часов шесть в запасе для поиска работы, пока светло.

Я была настолько поглощена своими мыслями, что вздрогнула, услышав, как кто-то совсем рядом со мной сказал:

– Постойте!

Голос был негромкий, слегка дрожащий. Я в этот момент проходила по узкой просеке и, остановившись, увидела, что слева от меня посреди густой травы стоит человек. На нем была высокая черная шляпа, клетчатые брюки, сюртук и очки в золотой оправе. В руке он держал что-то вроде большого блокнота. Стоял он в очень неудобной позе – одна нога вынесена вперед, и на ней – вся тяжесть тела. Вряд ли в таком положении можно простоять долго.

Пока я его разглядывала, человек поднял шляпу в знак приветствия. Волосы у него были седые и довольно редкие. И тут я испуганно заметила, что он очень бледен. Такой цвет лица я последний раз видела у Сембура, когда помогала ему спускаться вниз по перевалу во время нашего последнего каравана.

Запыхавшимся голосом человек сказал:

– Пожалуйста, простите, юная леди, что я обратился к вам столь бесцеремонно, но я буду очень признателен, если вы сможете мне помочь.