Вернон Куэйл сказал:

– Добрый день!

По контрасту с наружностью голос у него был красивый, мягкий и сочный, но в нем не было ни грана тепла. Сделав небольшой реверанс, я ответила:

– Добрый день, и добро пожаловать в Ларкфельд, мистер Куэйл! Примите мои самые теплые поздравления и пожелания всего наилучшего.

Когда я протянула ему руку, он лишь слегка дотронулся до нее кончиками холодных пальцев, и тем не менее мне едва удалось сдержаться, чтобы, вздрогнув, не вырвать ее.

Элинор тихо стояла и глядела на мужа. Сердце мое заныло, потому что, казалось, ее совершенно оставили былая живость и энергичность.

– В багажном отделении у меня три чемодана, содержимое которых весьма важно, – сообщил Вернон Куэйл.

– Уильям позаботится о них, мистер Куэйл. Если они не уместятся в двуколку сразу, он сделает еще одну поездку, – я взяла Элинор под руку и предприняла отчаянную попытку выглядеть бодрой и приветливой. – О, какое счастье снова тебя видеть! Я сгораю от желания узнать все новости, посмотреть все твои рисунки и заметки. Тебе удалось обнаружить какие-нибудь редкие цветы?

Элинор слегка наморщила лоб, словно пытаясь вспомнить.

– Цветы? О, пожалуй, нет, дорогая. Я не могла много работать.

Когда мы сели в ландо, мое место оказалось напротив Элинор. Вернон Куэйл сел рядом с ней и взял ее руку. Мне хотелось надеяться, что то был жест любви, но по дороге из Борнемута в Ларкфельд он не сказал ей ни слова, просто вертел туда-сюда своей серебряной головой, и в его пустых серых глазах не отражалось никакого особого интереса. Я ждала, когда заговорит Элинор, но она сидела напряженно, со смущенным видом и только робко улыбалась, встречаясь со мной глазами.

Мне и в голову не могло прийти, что Элинор, моя Элинор, у которой такой твердый взгляд, такой боевой характер и такой острый язык, может вдруг предстать смущенной или запуганной. Чем дольше я на нее смотрела, тем более несчастной себя чувствовала. Каким-то образом на протяжении всей поездки домой мне удалось без остановки болтать о всяких пустяках, однако это была настоящая пытка.

Мы приехали в "Приют кречета", и на ступенях показались миссис Берке и другие слуги, вышедшие встретить хозяйку и нового хозяина. По идее, это должно было бы быть радостное, волнующее событие, однако все, кроме Вернона Куэйла, чувствовали себя неловко. Он равнодушно смотрел на слуг, которых одного за другим ему представляли. Гораздо больший интерес у него вызывал сам дом. Я хотела, чтобы нам подали чай в саду, а потом, на мой взгляд, Элинор пожелает принять ванну и пару часов отдохнуть перед ужином, но как только мы вошли в большой зал, Вернон Куэйл заявил:

– Я хотел бы осмотреть дом, моя дорогая.

– Разумеется, Вернон.

Стиснув зубы, я произнесла столь бодро, сколь могла:

– Не отдохнешь ли ты сначала, Элинор? Ты, должно быть, очень устала.

Вернон Куэйл смерил меня долгим взглядом, а Элинор торопливо проговорила:

– Нет-нет, дорогая, я вовсе не устала, спасибо.

В течение следующих двадцати минут мы совершили краткую экскурсию по "Приюту кречета". Мне показалось, что преимущественный интерес у Вернона Куэйла вызывает планировка относительно сторон света: выходит та или иная комната на север или на юг, а также достаточно ли обширен открывающийся из окон вид. Когда мы поднялись наверх, я рассказала о комнате, которую для них приготовила, но Вернон Куэйл заметил своим сочным голосом:

– Нам нужны будут отдельные комнаты, – и добавил, окинув взглядом большую спальню: – Несомненно, тебе это вполне подойдет, моя дорогая. А я займу выходящую на восток спальню по другую сторону коридора, – он посмотрел на меня. – Возможно, вы сумеете это устроить.