- Здравствуйте, присаживайтесь, гражданин майор, - обратился ко мне Борис Аркадьевич так, как он обращался ко мне, когда я его допрашивал в СИЗО. - Довольный своей шуткой, он громко, на весь зал засмеялся. - Тогда вы уж точно не ожидали, при каких обстоятельствах мы вновь увидимся. А не кажется ли вам, что тут находиться гораздо прииятней. И параша не такая засранная.

- С этим трудно спорить, - в тон ему ответил я.

- Видишь, Марк, какие случаются с человеком превращения, - обратился он к брату, который лишь кивнул головой в ответ на его слова. - Прямо как в сказке про Иванушка-дурочка. Нет, даже по круче. Там Иванушка-дурачок банкиром не становится.

Я раздумывал: надо ли в этой ситуации мне обижаться на сравнение с известным сказочным героем. И решил, что нет никакого смысла. Я затеял эту комбинацию вовсе не для того, что демонстрировать когда надо и когда не надо свою тонкую душевную организацию.

- Ну как вам в новой шкуре? - поинтересовался Борис Аркадьевич.

- Осваиваю ее. Хотя с непривычке нелегко. Я же привык заниматься совсем другими делами.

- Да уж, - фыркнул Чернец-старший, - про ваши дела нам хорошо известно. Никогда не симпатизировал вашей работе. Боритесь с деловыми людьми, с теми, кто создает весь этот мир, - посмотрел он вокруг себя. - Теперь-то поди понимаете, как нелегко быть в нашей шкуре?

- Теперь понимаю.

- Но мы зла не держим, правда же Марк?

Его брат посмотрел на меня и снова ограничился кивком. Вполне возможно, что в его глазах я не достоен того, чтобы тратить на меня свои драгоценные слова.

- А знаете, - сказал Борис Аркадьевич, - я не вижу причин, чтобы вам не помочь. Присоединяйтесь к нашему шалашу, будем координировать нашу деятельность.

Я хорошо представлял, что имеет в виду Чернец. "Шалаш" был не что иное как негласный пул банков, которые находились кто в прямой, кто в опосредственной зависимости от братьев. Знал я хорошо и каким образом они затаскивали в этот загон тех, кто не хотел туда идти по доброй воле. Такому банку ставились всевозможные препоны, обрубались все финансовые потоки, ставя его перед альтернативой: либо сдаваться на условиях победителей, либо разоряться. Ну а тех, кто проявлял уж больно большую строптивость, вразумляли по другому, устраивали покушения, похищали близких. А если считать, что и Плескачевский был убит по этой причине, то теперь на их лицевом счете уже как минимум одно мокрое дело.

Я почувствовал, как меня прошиб холодный пот. За этим невинным предложением таилось такое страшное содержание, что было совсем не просто сохранить самообладание. Но сделать это было просто необходимо, если они увидят мою слабость, то церемониться не станут, сразу же начнут действовать. Только сила и уверенность в себе может оградить меня от их немедленной атаки. Однако в любом случае ситуация становится с каждой минутой все опасней, Борис же ясно дал понять, что в покое меня не оставит. Либо я сам преподнесу ему банк на блюдочке, либо он возьмет его без моего содействия. Ну а если я буду мешать, меня постараются просто убрать. И уж тем более, что такая мелочь их не остановит.

Я лихорадочно искал подходящий в этой взрывоопасной ситуации ответ. Но его никак не удавалось найти. В голове был лишь какой-то ворох из обрывков мыслей. Ничего так и не придумал, я сказал:

- Я поразмышляю над вашим предложением. Дайте мне немножко времени, я должен хотя бы оглядеться.

Борис Аркадьевич как-то настороженно посмотрел на меня и мне показалось, что мой ответ отнюдь не привел его в восторг. Но другой реакции было просто глупо ожидать.

Я взглянул на его молчаливого брата, но он по-прежнему не смотрел в мою сторону. У него был вид, как будто этот разговор его совершенно не интересует. Но я был на все сто процентов уверен, что это совсем не так, просто у него на все своя специфическая реакцию.