Устроился в банк, возил Плескачевского, потом Облонского, теперь, словно эстафетную палочку, получил меня. Шофер от бога, в этом я успел убедиться. Немногословен, не только не задает лишних вопросов, не пытается вступить со своим начальственным пассажирам в доверительную беседу, как любят поступать многие из их братии. пытаясь установить фамильярные отношения. За все это время не обратился ко мне даже с маленькой просбочкой. Сначала это в нем качество мне нравилось, а вот теперь вдруг стало вызывать настороженность.
На заводе нас уже ждали, Едва машина затормозила у проходной, как из нее показался молодой человек спортивного вида. Он предусмотрительно отворил дверцу.
- Олег Владимирович, Алексей Иванович просил вас встретить и препроводить к нему.
Мы поднялись на лифте и вошли в приемную. В отличие от моей она была обставлена гораздо проще, можно сказать, почти по-спартански. Здесь явно не благоденствовали.
Михальченков встретил меня на середине своего кабинета. Он одарил меня хмурым взглядом и подал руку. Мы обменялись рукопожатием.
Я впервые его видел, и он произвел на меня весьма сильное впечатление своим внешним видом. Почти двухметрового роста, плотная и широкая фигура, он подавлял других людей своими габаритами. Я тоже довольно высокий и крупный мужчина, но по сравнению с ним чувствовал себя хрупким подростком.
- Садитесь, - сказал он тем же мрачноватым тоном, с которым я уже познакомился, общаясь с ним по телефону. - Хотите что-нибудь выпить?
- Ну разве только за знакомство, которое я, надеюсь, перерастет в обоюдовыгодное сотрудничество.
Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Вместо этого подошел к бару, достал оттуда бутылку коньяка и два бокала.
Мы выпили, не чокаясь.
- Так что же вы хотите мне предложить? - спросил Михальченков.
- Скажите, нас никто не слышит?
Мой вопрос вызвал у него некоторое удивление.
- Кто же должен нас слышать? Мы же в кабинете одни.
- Ну мало ли. В наше время это совсем не гарантия того, что в нашем разговоре, пусть и пассивно, не участвует кто-нибудь еще.
По его глазам я понял, что он меня понял.
- Не беспокойтесь, никто не слушает.
Это хорошо, значит, он проверял кабинет на наличии "жучков". Следовательно его тоже беспокоят такие вопросы.
- В таком случае я буду говорить откровенно. - Я быстро взглянул на него, но он оставался пребывать в неподвижности. - Я хочу вам заявить, что хорошо знаю, что происходит на заводе. Мне известно, в какую зависимость вы попали от одной фирмы. Я знаю, что вы практически не контролируете финансовые потоки вашего предприятия.
Я вновь посмотрел на директора завода, но Михальченков, словно сфинкс, продолжал пребывать в полной неподвижности. Он смотрел на меня без всякого выражения, как будто я говорил не об его заводе, а о чем-то постороннем.
- Мне известно и то, - продолжил я, - насколько вас не устраивает нынешняя ситуация. Михаил Ильич предлагал вам выход из нее, я приехал с тем же предложением. У нас с вами одни и те же враги. А, согласно древнему принципу: враг моего врага, мой друг.
- И кто же ваш враг?
- Эти имена настолько у всех на слуху, что нет смысла тратить время и силы, чтобы называть их фамилии. Это те люди, которые поставили под свой контроль ваш завод.
- И вы не боитесь?
- Не боятся только фанатики. А разве я похож на фанатика? Но страх не должен парализовывать волю. Его надо преодолевать.
- Я вас понял. Думаю, на это прекрасной ноте можем закончить разговор.
У меня возникло ощущение, словно я лечу куда-то вниз. Почему-то я был уверен в успехе моей миссии. Если я сейчас потерплю поражение, то эту партию мне уже вряд ли выиграть. Нельзя же надеяться на успех, не имею на руках ни одного козыря. Значит, пора идти ва-банк.
- Алексей Иванович, я смотрю на вас и отказываюсь верить глазам. |