– Там нечего спасать. Чтоб за миллион миль да ради обломков?! Не крути, ты.

– Ну, хорошо, – сдался Дагенхем. – «Номад» нес груз, о котором ты не подозревал, – платиновые слитки. Престейн покрывал свой долг Банку Марса – двадцать миллионов кредиток.

– Двадцать миллионов… – прошептал Фойл.

– Плюс‑минус пара тысяч. Тебя бы ждало вознаграждение. Ну, скажем, тридцать тысяч кредиток.

– Двадцать миллионов, – снова прошептал Фойл.

– Мы предполагаем, что с «Номадом» расправился крейсер Внешних Спутников. Тем не менее они не поднимались на борт и не грабили, иначе тебя бы уже не было в живых. Значит в сейфе в каюте капитана… Ты слушаешь, Фойл?

Но Фойл не слушал. Перед его глазами стояли двадцать миллионов… не двадцать тысяч… двадцать миллионов в платиновых слитках, как сияющая дорога к «Ворге». Не надо больше никакого воровства. Двадцать миллионов. Этого вполне хватит стереть с лица земли «Воргу».

– Фойл!

Фойл очнулся и посмотрел на Дагенхема.

– Не знаю никакого «Номада», ничего не знаю.

– Я предлагаю щедрое вознаграждение. На тридцать тысяч космонавт может кутить, ни о чем не думая, целый год… Чего тебе еще?

– Ничего не знаю.

– Либо мы, либо разведка, Фойл.

– Больно вам надо, чтобы я попал им в лапы, иначе к чему эти разговоры? Все это пустой треп. Я не знаю никакого «Номада», ничего не знаю.

– Ты!.. – Дагенхем пытался подавить бешенство. Он слишком много открыл этому хитрому примитивному созданию. – Да, мы не стремимся выдать тебя разведке. У нас есть свои собственные средства. – Его голос окреп. – Ты думаешь, сумеешь надуть нас. Ты думаешь, мы станем ждать, пока рак на горе свистнет. Ты думаешь даже, что раньше нас доберешься до «Номада».

– Нет, – сказал Фойл.

– Так вот слушай. На тебя заготовлено дело. Наш адвокат в Нью‑Йорке только ждет знака, чтобы обвинить тебя в саботаже, пиратстве в космосе, грабеже и убийстве. Престейн добьется твоего осуждения в двадцать четыре часа. Если у тебя раньше было знакомство с полицией, это означает лоботомию. Они вскроют твой череп и выжгут половину мозгов. После чего ты никогда не сможешь джантировать.

Дагенхем замолчал и пристально посмотрел на Фойла. когда тот покачал головой, Дагенхем продолжил.

– Что ж, тебя присудят к десяти годам того, что в насмешку называют лечением. В нашу просвещенную эпоху преступников не наказывают. Их лечат. Тебя бросят в камеру одного из подземных госпиталей. Там ты будешь гнить в темноте и одиночестве. Будешь гнить там, пока не решишь заговорить. Будешь гнить там вечно. Выбирай сам.

Ворга, я убью тебя.

– Я ничего не знаю о «Номаде». Ничего!

– Хорошо, – Дагенхем сплюнул. Внезапно он протянул вперед сжатый в ладонях цветок орхидеи. Цветок почернел и рассыпался. – Вот что с тобой будет, понял?

Глава 5

К югу от Сен‑Жирона, возле Франко‑испанской границы, тянутся на километры под Пиринеями глубочайшие во Франции пещеры – Жофре Мартель. Это самый большой и самый страшный госпиталь на Земле. Ни один пациент не джантировал из его чернильной тьмы. Ни одному пациенту не удалось узнать джант‑координаты мрачных глубин госпиталя.

Если не считать фронтальной лоботомии, есть всего три пути лишить человека возможности джантировать: удар по голове, вызывающий сотрясение мозга, расслабляющий наркотик и засекречивание джант‑координат. Из этих трех наиболее практичным считался последний.