А он тогда склады на станции держал, продовольственные и со смешанным товаром. Ну и пронюхал через кого-то про мои делишки. Позвал как-то к себе на склад, двери закрыл, пару бутылок водки с закусью выставил и напрямую этак говорит: «Не надоело тебе, Петро, мелочовкой перебиваться да пятаки сшибать? Сейчас с хищением на транспорте все строже и строже, поймают с рублевой хреновиной, а намотают так, будто вагон с тушенкой увел». Я молчу, жду, в какую степь он дальше поведет. А он разлил водку по стаканам и говорит: «Ну, за наше совместное дело». И залпом ее выпил. Я, само собой, отказываться не стал, не каждый день приходится очищенную водку пить. Зажевал. Он тогда хорошей колбасы нарезал. Копченой. Молчу дальше, а он и говорит: «Мужик ты, Губченков, похоже, надежный, именно такой помощник мне и нужен. Ну что, соглашаешься работать вместе?» — «Так это еще неизвестно, на что подписываюсь», — отвечаю. А он мне: «Не прогадаешь, парень. А главное — весь риск на мне. Ты же должен будешь только надежных мужиков организовать. Ну что?» Налил я еще полстакана и говорю: «Выкладывай дело».
Он замолчал, видимо, припоминая перипетии того разговора, и Мотченко, все больше хмурившийся по мере исповеди Сохатого, вынужден был напомнить о себе:
— Дальше!
— Да, конечно, — спохватился Сохатый. — Просто трудно вот так, сразу…
— А ты не торопись, времени у нас более чем предостаточно.
— Ну, значит, и выложил он мне все.
— То есть Шкворень? — уточнил Грязнов.
— Ну да, Макарыч. Мол, есть у него несколько местных клиентов, насколько я понял, директоров ресторанов, которые готовы закупать икру чуть ли не тоннами. Вот я и должен подыскать надежных мужиков, которые соображают в нерестовой рыбалке, загодя еще забросить их подальше в тайгу, на протоки, и уж по осени скупить у них оптом всю ту икру и балык, который они на нересте заготовят. И свезти все это в нужное место, куда Макарыч укажет.
— Кто должен был с ними рассчитываться?
— Я, — после короткого колебания ответил Сохатый. — Вся штука-то в том, что о Макарыче никто ничего не знал.
— Сети откуда? — продолжал допытываться Мотченко.
— Сети его. Японские. У него на складе еще припрятаны такие же.
— А лодки?
— Тоже его.
— Хорошо, оставим пока что это, — перехватил нить допроса Грязнов. — Что было дальше?
— Дальше-то? А дальше, значит, подрался я по пьянке в нашем кабаке, вот и угодил на зону по хулиганке. Там-то и познакомился с Кургузым, а потом уж и с Пашкой Стериным. Рассказал им про артельку, которую можно будет сколотить сразу после освобождения, сказал, что все начальные расходы беру на себя. Лодки, снасти, оружие, палатки и прочий там харч.
— Ты им говорил про Макарыча? — перебил Сохатого Мотченко.
— Зачем? — удивился тот. — Я уж, честно говоря, думал, что и он про меня забудет. Два года все-таки отбарабанил. Ну а когда вышел, он тут как туг. Опять же таки пригласил к себе на склад, водчонки с закусью поставил, да и говорит: «Не забыл про мое предложение?» Помню, говорю. А он мне: «Вот и ладненько. Иди сейчас в кадры — мне как раз менеджер по закупкам нужен. Зарплата, конечно, не ахти какая, но если икорку с балычком на промышленный поток поставишь, то деньги будешь иметь царские». Вот и сосватал я тогда Назарова с Кургузым. А тут еще Пашка Стерин освободился, так что и его тоже…
— И икра пошла, — негромко произнес Грязнов.
— Да.
— Яйца бы тебе оторвать за это! — вскинулся было Мотченко, однако тут же спросил: — Кому он сбывал икру?
— Это ту, что в прошлые годы?
— Пока что за прошлые годы разговор идет!
— Не знаю, матерью клянусь, не знаю. |