Джоди поспешно одевается, чистит зубы, завязывает волосы в пучок, наносит дневной макияж – тушь и немного пудры. Лицо в зеркале совершенно не соответствует самочувствию – молодость и буквально упрекающая красота. Снова проходя через спальню, она ждет какого-нибудь намека или предвестника того, что же ее ждет сегодня, но ничего не получает.

Из шкафа в прихожей она достает поводок, кроссовки и ветровку. Они с Фрейдом спускаются на лифте, Джоди машет рукой консьержу, столкнувшись на выходе с соседкой, здоровается. Приятно выйти на свежий воздух и посмотреть на открытое небо. Только сейчас, на улице, она замечает, что до этого была как в заключении, крадучись, словно преступник, в собственном доме. Зато хотя бы вчерашний приступ головокружения, или что это было, больше не повторялся. Ей такое состояние непривычно и не особо порадовало.

Джоди идет по стандартному маршруту – по берегу до причала, а на обратном пути срезает через Гейтвей-парк. Небо серое, озеро – как темное зеленое бутылочное стекло, но бодрящий воздух и ходьба возвращают к жизни. Взяв латте на вынос и вернувшись домой, Джоди осторожно приоткрывает дверь спальни и вглядывается в темноту, не делая больше ни шага вперед. По ее ощущениям, ничего не изменилось.

Мэри Мэри – двенадцатилетняя девочка, которую к Джоди насильно привели родители, потому что она слишком уж своенравна и непослушна. На терапию она ходит с удовольствием, поскольку это повод пропускать уроки, да и выделяет ее из круга сверстников, но и тут девочка настойчиво нахальна. У этого ребенка проблемы с границами. Если с Тоддом начнутся какие-то сложности, Мэри Мэри непременно будет любопытствовать. Так что Джоди радуется, что Тодд не издает ни звука, и все идет гладко до самого конца.

Она выходит на балкон, чтобы проветрить голову, и принимается оценивать ситуацию. Во время работы с Мэри Мэри она слышала, что у Тодда звонил телефон, который лежит на комоде за закрытой дверью спальни. Джоди оставила его там вчера, когда вынула его из кармана после того, как помогла ему раздеться. Телефон у него всегда в режиме вибрации, и когда он застучал по деревянной поверхности, показалось, что где-то заработал отбойный молоток. По ее мнению, звук был достаточно громким, чтобы его разбудить, с учетом того, что Тодд к телефону вообще очень внимателен. Для него звонок – все равно что плач младенца для матери, то есть требование немедленно о нем позаботиться. Тодд не из тех, кто проигнорирует телефон, перевернется на другой бок и снова заснет. Нет, и он всегда встает с постели сразу же, как только откроет глаза.

Джоди наблюдает за парой чаек, стремительно несущихся вниз и ныряющих в озеро. Вот они не колеблются, не виляют, а как только заметят под поверхностью воды то, что им нужно, быстро атакуют, прямолинейно и дерзко. Жертв не настораживают даже хриплые крики – этакие чаячьи усмешки, – их глотают раньше, прежде чем они успевают хоть что-либо понять.

Сейчас Джоди испытывает искушение действовать дальше по расписанию, словно ничего и не случилось. Она умеет закрывать глаза на неприятности. И она приспособлена к жизни в одиночестве, к ожиданию, что же будет дальше. Сейчас ей пора в спортзал, после которого она, как правило, обедает. В холодильнике размораживается кусочек филе, и она думает о нем с предвкушением. Но когда Тодд проснется, придется отвечать на его вопросы. «Почему ты меня не разбудила? Тебе не показалось странным, что я не встал?» А если он не проснется, придется отвечать на чьи-то еще вопросы. Врачи. Полиция. Надо придумать, что сказать, если ее начнут допрашивать – какую версию предоставить, как объяснить свое поведение, тот факт, что она ничего, совершенно ничего не сделала, когда любимый не встал утром с постели.