Они встречаются за обедом в «Блэки» в Принтерс-роу и заказывают сэндвичи со стейком и бочковое пиво. У Гарри седые волосы, которые он зачесывает назад, подчеркивая яркие черты лица и высокий лоб. На нем светло-серый костюм из гребенной шерсти, угольно-черная парадная рубашка, галстука нет. Гарри с Тоддом знакомы уже более двух десятков лет, буквально с тех пор, как Тодд начал делать карьеру в недвижимости. В основном они общаются по делу, но зачастую встречаются в ресторанах и барах, в приятной атмосфере, где можно поговорить и о личном. Гарри является для Тодда отцовской фигурой, надежным навигатором в темных водах местных законов и городской политики. Гарри же, который израсходовал весь свой потенциал для риска в неудачных браках, с восхищением смотрит на смелость и выдержку Тодда, служащие залогом его успеха.

Когда они оба определились с заказом, Тодд рассказывает новости.

– Тебе это не понравится, – предупреждает он. – Я ушел от Джоди.

Гарри откусывает кусок сэндвича, жует, глотает, проводит языком по верхним зубам, по нижним, отпивает из стакана, рыгает, вежливо прикрыв рот рукой. Потом говорит глубоким баритоном, похожим на мурлыканье:

– Ну вот, у тебя прекрасный дом, любящая красавица жена, доступны все удовольствия на стороне, о которых мужик может только мечтать. Уж не говоря о том, что господь тебя миловал, и твои деньги не утекают в карман бывшим женам, которые ненавидят тебя до глубины души и пьют твою кровь. И ты готов все это бросить и вступить в ряды мужиков среднего возраста, вроде меня, которых баба держит за яйца, и сложить мозги ей в трусы. Тодд, ты меня разочаровал. Я думал, ты разумнее, – Гарри опечаленно качает головой и обводит ресторан слезящимися голубыми глазами. – Сколько ей?

– Джоди?

– Этой вредительнице. Только не говори, что собрался на ней жениться.

– Гарри, прекрати, – просит Тодд. – Ты ее даже не видел.

– Мне и не надо на нее смотреть. Какова бы она ни была, она того не стоит. А если она тебя моложе, вообще превратит твою жизнь в ад.

– Я понимаю, что ты стал таким мерзким циником не просто так, – отвечает Тодд. – Гарри, мне тебя жаль, правда, ты столько раз женился, а настоящей любви так и не нашел. Мы с Наташей… ты ни за что не поймешь. Я был как будто мертв, а теперь живой. Да, она меня младше, но это означает, что у нас будет настоящая семья. Гарри, я стану отцом. Поздравь меня. Дети у тебя хотя бы есть. Представь, каково бы тебе было без них.

– Ценность отцовства страшно преувеличена, – возражает Гарри. – Ты что, телевизор не смотришь? Суд передает опеку матери, то есть твоей бывшей жене, которая усердно настраивает детей против тебя, а ты наблюдаешь, как презирающие тебя люди жиреют и бездельничают за твой счет, а ты пашешь, как проклятый, ничего не имея.

– Ты разбиваешь мне сердце, – отвечает Тодд.

– Думаешь, с тобой такого не может случиться? Уже как бы ни повернулось, половина отходит Джоди.

– Так, ладно, – говорит Тодд. – Как раз это я и хочу узнать. Чего именно половина ей отходит?

– Половина твоего чистого капитала, балбес. Половина инвестиций. Половина всего имущества. Вы же вместе чуть не с детского возраста. Даже первый дом ты купил уже позже. А это означает, что ей положена доля с каждого твоего цента, вплоть до мелочи в копилке.

Тодд не в состоянии это понять и сидит, разинув рот. Не может быть такого, чтобы Гарри оказался прав. Он пытается восстановить события.

– За первый дом я взялся до того, как с ней познакомился, – говорит Тодд. – Это я помню точно, потому что как раз привел ее туда, когда он был наполовину разворочен.