Он кивнул священнику, и глубокий голос муллы воззвал:

— Служители и послушники Алилаха, скрывать знание о грешниках — это такое же великое нарушение воли Бога, как и сам грех. Храня такие тайны, вы не служите Богу, вы не служите ни мужчинам, ни женщинам.

— Великий отец, — воззвал чей-то голос позади Лилит, — я видел, что вот эта пользовалась разговором на пальцах.

В груди у Лилит похолодело, и она вцепилась в руку Риханы. Рихана в ответ стиснула ее ладонь. Высокий священник с коротко подстриженной черной бородкой вышел из-за спины великого отца и зашагал в сторону Лилит. Напрягаясь всему мускулами, она искала какого-то объяснения, какой-то защиты. Она пользовалась разговором на пальцах. Множество раз, даже с Рахманом, и Рахман возненавидел ее. Все, даже Джамил, Исак и Маджнун, знали о ее разговоре знаками. Она пользовалась ими даже с отцом.

Думан Амин сказал, что никому не причинят никакого вреда. Он шутил, что самое бОльшее кто-нибудь может умереть со скуки или подхватить насморк. Джамил поколотил ее за побег из женского крыла, но это единственное жесткое правило Думана. Разговор знаками нарушал закон Бога. Но ее отец — министр торговли и лучший друг Микаэля Ючеля, первого министра. Кто осмелится тронуть дочь Думана Амина?

Звуки шагов замерли позади нее. Она слышала, как песок захрустел на камнях под подошвами. В воздухе стоял удушающе сладкий аромат гниющих цветов.

Она еще крепче вцепилась в руку Риханы и взмолилась про себя…

— Нет!

Это был голос отца. Лилит открыла глаза и повернулась, чтобы увидеть, как четверо мужчин держат Думана Амина. Он начал кричать и вырываться. Ребенок повернулся, чтобы спросить Рихану, что делать, когда ладонь Риханы вырвали из ее руки. Лилит подняла глаза и увидела, что священник набросил сзади удавку на шею Рихане и затягивает ее все туже и туже деревянной палочкой, пропущенной сквозь деревянное колечко.

Что-то словно взорвалось в голове у Лилит. Она вскочила на ноги, обхватила ладонями руку палача и вонзила зубы в плоть священника. Вкусом крови наполнился рот, а мужчина завопил от боли и гнева. Невидимая рука свалила ее. Затылком она ударилась о каменную плиту, и на мгновение мир стал серым и смутным.

Мягкие серые и желтые огни, ослепительные вспышки белого солнечного света, страшная боль, словно игла пронзает позвоночник.

И образ Риханы с распухшим языком, что бугром торчит под вуалью, ее ноги дергаются, а руки беспомощно цепляются за удавку. Потом она мешком повисает на веревке, ноги лишь слегка подрагивают. Мулла, пахнущий гниющими цветами, продолжает закручивать деревянную рукоятку гарроты.

Призрачные крики на краю сознания Лилит, она чувствует, как ладони и локти ее скользят по камням пола, когда безвольное тело Риханы мешком валится на каменные плиты храма.

Кажется, что на платформе священник что-то говорит, но Лилит не различает слов. На коленях она подползает к телу Риханы и берет руку женщины. Ладонь очень холодна, ногти сломаны и кровоточат. Дитя роняет руку.

Темная фигура близко проходит справа, и проходя она что-то вжимает в ладонь Лилит. Это крошечный кусочек желтого камня храма, и девочка тупо смотрит на него, слыша, как что-то кричат Исак и Маджнун.

— Вернись! Женщина, вернись сюда!

Священник с седой бородой вздымает руки и говорит голосом, который кажется медленным и искаженным:

— Эй, охрана, оставайтесь на месте! Она приговорила себя!

Отец снова кричит, на этот раз почти плача:

— Боже, нет! Она не в себе! Она не в себе! Во имя Камила, пощадите ее!

Боль в голове Лилит, казалось, вытеснила все другие ощущения.