Изменить размер шрифта - +
Что он говорил им про Горобца? Что это вопрос времени. Пока что-то с ним не так … А деньги нужны. И они положили глаз на Перейкину. Корнилов ведет дело об убийстве ее мужа. Но не он же придумал запугивать ее. Угрожать расправой над ребенком? Корнилов на такое не способен. Во всяком случае, тот Корнилов, которого она полюбила и который был все это время рядом с ней.

И опять вся логическая цепочка разорвалась из-за того, что была она абсолютно нелепа. Потому что такого не бывает. Где-то был в ней изъян. Но где, Аня пока что не понимала.

Когда она вышла из ванной, она уже точно знала, что дома не останется. Вот только куда поехать, еще не решила.

Она думала о людях, которым могла бы доверить свои сомнения и тайны. Но делиться сомнениями такого рода ни с кем не хотелось. Ритка? Ее плюс был в том, что она совершенно не в курсе Аниной жизни. С Корниловым не знакома. Возможно, со стороны ей будет виднее.

Аня порылась в кармане своей загородной куртки, там на клочке обертки из-под «Орбита» должен был быть записан телефон подружки детства. Но только куда же она его задевала? Когда они встретились с Риткой в электричке, Анин мобильный как раз выдохся и аккумулятор сел. Пришлось записывать телефон, как в добрые старые времена. Перерыв все карманы не только на куртке, но и в джинсах, она так и не обнаружила заветной бумажки. Можно было попробовать найти Ритку через родителей. Но сейчас звонить им Аня не хотела. Не хотела врать, что все в порядке. А правду говорить не хотела еще больше… Значит, Ритка отпадает…

Кто еще? Санчук?

Нет. Он, конечно, Анин верный друг. Но мужчины слишком прямолинейны. Возьмет и не станет дослушивать ее до конца. Это она все сверяет и анализирует, то ей так кажется, то эдак. А Санчук не станет гадать «любит, не любит, плюнет, поцелует…» Просто возьмет и наломает дров. А ведь речь идет о ее муже.

Нет, не любила Аня откровенничать по поводу своих личных дел ни с кем. Когда еще была девчонкой-дурочкой, сказала как-то сокурснице Оле, с которой сидели вместе на ступеньках и ждали открытия библиотеки. Сидели, и оказалось, что обо всем говорится с ней удивительно легко. Оля, не таясь, стала говорить о таких вещах, о которых Аня не могла бы, даже если бы было надо. Единственное, чем она ответила на эту непрошеную откровенность, это призналась, что ее тогдашний муж Иероним в творческом запое. Он действительно тогда запил на три дня. Но больше такого не повторялось. А потом на выпускной вечеринке Андрей Усягин, сидя рядом с ней и пытаясь поговорить под грохот дискотеки, прокричал ей в ухо: «Ну да, понимаю. Тебе тяжело. У тебя же муж запойный…» И тогда Аня хлопала глазами и возмущалась: «С чего ты взял?». Но Андрей не смутился и сказал: «Так ты ж сама говорила». Кому? Когда? «Да я не помню уже… Просто знаю, что Анин муж – запойный. Но если нет, то я тебя поздравляю. Искренне рад. Это же только к лучшему, правда?»

Вывод был простым. Никому и никогда не надо говорить о своей личной жизни лишнего. О хорошем сказать можно. Но только если не боишься сглазить. Она знала, что стоит ей только мысленно восхититься Корниловым и подумать о том, как же она его любит, и вскоре что-то неуловимое в их отношениях меняется, проскакивает какая-то трещинка…

Так вот и теперь, после десятиминутных метаний в поисках того, с кем бы поговорить, Аня успокоилась и глубоко вдохнула. Нет, рассказывать никому не нужно.

И искренне пожалела лишь о том, что отец Макарий так далеко. Вот кто сохранит тайну исповеди, да еще что-нибудь мудрое и своевременное скажет. И в следующий момент ее осенило….

Вечерняя служба уже закончилась. Свечи задувала щуплая старушка со сварливым лицом. Она безжалостно хватала пальцами только что поставленные высокие свечки, вынимала огарки чьих-то не догоревших просьб и желаний. Хорошо, что кроме Ани этого никто не видел.

Быстрый переход