Изменить размер шрифта - +
У заднего фасада  амбара  борзые  грелись  на
подсохшей от снега земле. Старая сука со старушечьим взглядом затрусила  к
Григорию, обнюхала его сзади и провожала до первой балки,  понуро  опустив
голову, ступая шаг в шаг. Потом вернулась.



XII

   Аксинья отстряпалась рано, загребла  жар,  закутала  трубу  и,  перемыв
посуду, выглянула в оконце, глядевшее на баз.  Степан  стоял  возле  слег,
сложенных костром у плетня к мелеховскому базу. В уголке твердых  губ  его
висела потухшая цигарка; он выбирал из костра подходящую соху. Левый  угол
сарая  завалился,  надо  было  поставить  две  прочные  сохи  и   прикрыть
оставшимся камышом.
   С утра на верхушках Аксиньиных скул - румянец, в молодом блеске  глаза.
Не укрылась перемена от Степана; завтракая, спросил:
   - Ты чего?
   - А чего я? - Аксинья вспыхнула.
   - Блестишь, будто постным маслом намазанная.
   - От печи жарко...  в  голову  кинулось.  -  И,  отвернувшись,  глазами
воровато шмыгнула в окно: не идет ли Мишки Кошевого сестра?
   Та  пришла  только  перед  сумерками.  Вымученная  ожиданием,   Аксинья
встрепенулась:
   - Ты ко мне, Машутка?
   - Выдь на-час.
   Степан перед осколком зеркала, вмазанного в  выбеленную  грудину  печи,
зачесывал чуб, гладил куцей расческой из бычачьего рога каштановые усы.
   Аксинья опасливо глянула в сторону мужа:
   - Ты, никак, куда-то собираешься?
   Степан ответил не сразу, положил расческу в  карман  шаровар,  взял  из
печурки колоду карт и кисет.
   - К Аникушке пойду, посижу трошки.
   - И когда ты находишься? Искоренили карты: что ни ночь, то им игра.  До
кочетов просиживают.
   - Но, будя, слыхали.
   - Опять в очко будешь играть?
   - Отвяжись, Аксютка. Вон человек ждет, иди.
   Аксинья боком вышла в сенцы. У входа встретила ее  улыбкой  румяная,  в
засеве веснушек, Машутка.
   - Пришел ить Гришка.
   - Ну?
   - Пересказывал, чтоб, как затемнеет, шла к нам.
   Аксинья, хватая Машуткины руки, теснила ее к двери.
   - Тише, тише, любушка. Что ж он, Маша? Может, ишо чего велел сказать?
   - Гутарит, чтоб забрала свое, что унесешь.
   Аксинья, вся в огне и дрожи,  вертела  головой,  поглядывая  на  двери,
переступая с ноги на ногу.
   - Господи, как же я?.. А?.. Так-то скорочко... Ну, что я? Погоди, скажи
ему, что я скоро... А где он меня перевстренет?
   - Заходи в хату.
   - Ох, нет!..
   - Ну, ничего, я скажу ему, он выйдет.
   Степан надел сюртук, тянулся к висячей лампе, прикуривая.
   - Чего она прибегала? - спросил между двумя затяжками.
   - Кто?
   - Да Машка Кошевых.
   - А, это она по своему делу... юбку просила скроить.
   Сдувая с цигарки черные хлопья пепла, Степан пошел к двери...
   - Ты ложись, не жди!
   - Ну-но.
   Аксинья припала  к  замороженному  окну,  опустилась  перед  лавкой  на
колени. По стежке,  протоптанной  к  калитке,  заскрипели  шаги  уходящего
Степана.
Быстрый переход