Изменить размер шрифта - +
Она отозвала мужа в сторону:
   - Наталья пришла, Григорич!.. Ах, боже-е ты мой!
   - Чего ишо?..  -  взъерошился  Мирон  Григорьевич,  бледнея  конопинами
белесого лица.
   - С Григорием... ушел зятек из дому! - Лукинична раскрылилась, как грач
перед взлетом, хлопнув руками по подолу, прорвалась на визг: -  Страмы  на
весь хутор!.. Кормилец, господи, что за напастина!.. Ах! Ох!
   Наталья в платке и куцей зимней  кофтенке  стояла  посреди  кухни.  Две
слезинки копились у переносицы, не падая. На щеках ее  кирпичными  плитами
лежал румянец.
   - Ты чего заявилась? - напустился отец, влезая в кухню. - Муж побил? Не
заладили?
   -  Ушел  он,  -  глотая  сухмень  рыдания,  икнула  Наталья  и,   мягко
качнувшись, упала перед отцом на колени. - Батянюшка, пропала моя жизня!..
Возьми меня оттель! Ушел Гришка с своей присухой!.. Одна я!  Батянюшка,  я
как колесом перееханная!.. -  часто  залопотала  Наталья,  не  договаривая
концы слов, снизу моляще взглядывая в рыжую подпалину отцовской бороды.
   - Постой, а ну, погоди!..
   - Не из чего там жить! Заберите меня!.. - Наталья быстро  переползла  к
сундуку и на ладони кинула дрогнувшую в плаче голову. Платок ее сбился  на
спину, гладко причесанные черные прямые волосы  свисали  на  бледные  уши.
Плач в тяжелую минуту - что дождь в майскую засуху; мать прижала к впалому
животу Натальину голову,  причитая  нескладное,  бабье,  глупое;  а  Мирон
Григорьевич, распалясь - на крыльцо.
   - Запрягай в двое саней!.. В дышловые!..
   Петух, деловито топтавший у крыльца курицу, - испуганный громким зыком,
прыгнул с нее и враскачку заковылял подальше от крыльца, к амбарам, квохча
и негодуя.
   - Запрягай!.. - Мирон Григорьевич крушил  сапогами  резные  балясины  у
крыльца и только тогда ушел  в  курень,  оставив  безобразно  выщербленные
перила, когда Гетько на рысях вывел  из  конюшни  пару  вороных,  на  ходу
накидывая хомуты.
   За  Натальиным  имуществом  поехали  Митька  с  Гетьком.   Украинец   в
рассеянности сшиб санями не успевшего убраться с дороги  поросенка,  думая
про свое: "Мабуть, за цим дилом забудэ хозяин  об  кобыли?"  И  радовался,
ослаблял вожжи.
   "Такий вредный чертяка, як раз забудэ!.." - настигала мысль, и  Гетько,
хмурясь, кривил губы.
   - Прыгай, чортобис!.. Ось я тоби! - и сосредоточенно  норовил  щелкнуть
кнутом вороного под то самое место, где екала селезенка.



XIV

   Сотник Евгений Листницкий служил в лейб-гвардии  Атаманском  полку.  На
офицерских скачках разбился, переломил  в  предплечье  левую  руку.  После
лазарета взял отпуск и уехал в Ягодное к отцу на полтора месяца.
   Старый, давно овдовевший генерал жил в Ягодном одиноко. Жену он потерял
в предместье Варшавы в восьмидесятых годах прошлого столетия.  Стреляли  в
казачьего генерала, попали в генеральскую жену  и  кучера,  изрешетили  во
многих местах коляску, но генерал уцелел. От жены остался двухлетний тогда
Евгений. Вскоре после этого генерал подал в отставку, перебрался в Ягодное
(земля его - четыре тысячи десятин, - нарезанная еще прадеду за участие  в
Отечественной войне 1812 года, находилась в Саратовской губернии) и  зажил
чернотелой, суровой жизнью.
Быстрый переход