Сгорбил спину и дружески толкнулся о сапог. Пантелей
Прокофьевич шваркнул его об лавку и, глядя Аксинье в брови, крикнул:
- Ты что ж это?.. А? Не остыл мужьин след, а ты уж хвост набок! Гришке
я кровь спущу за это самое, а Степану твоему пропишу!.. Пущай знает!.. Ишь
ты, курва, мало тебя били... Чтоб с нонешнего дня и ноги твоей на моем
базу не ступало. Шашлы заводить с парнем, а Степан придет да мне же...
Аксинья, сузив глаза, слушала. И вдруг бесстыдно мотнула подолом,
обдала Пантелея Прокофьевича запахом бабьих юбок и грудью пошла на него,
кривляясь и скаля зубы.
- Ты что мне, свекор? А? Свекор?.. Ты что меня учишь! Иди свою
толстозадую учи! На своем базу распоряжайся!.. Я тебя, дьявола хромого,
культяпого, в упор не вижу!.. Иди отсель, не спужаешь!
- Погоди, дура!
- Нечего годить, тебе не родить!.. Ступай, откель пришел! А Гришку
твоего, захочу - с костями съем и ответа держать не буду!.. Вот на!
Выкуси! Ну, люб мне Гришка. Ну? Вдаришь, что ль?.. Мужу пропишешь?.. Пиши
хучь наказному атаману, а Гришка мой! Мой! Мой! Владаю им и буду
владать!..
Аксинья напирала на оробевшего Пантелея Прокофьевича грудью (билась она
под узкой кофточкой, как стрепет в силке), жгла его полымем черных глаз,
сыпала слова - одно другого страшней и бесстыжей. Пантелей Прокофьевич,
подрагивая бровями, отступал к выходу, нащупал поставленный в углу костыль
и, махая рукой, задом отворил дверь. Аксинья вытесняла его из сенцев,
задыхаясь, выкрикивала, бесновалась:
- За всю жизнь за горькую отлюблю!.. А там хучь убейте! Мой Гришка!
Мой!
Пантелей Прокофьевич, что-то булькая себе в бороду, зачикилял к дому.
Гришку он нашел в горнице. Не говоря ни слова, достал его костылем
вдоль спины. Григорий, изогнувшись, повис на отцовской руке.
- За что, батя?
- За дело, су-у-у-кин сын!..
- За что?
- Не пакости соседу! Не срами отца! Не таскайся, кобелина! - хрипел
Пантелей Прокофьевич, тягая по горнице Григория, силясь вырвать костыль.
- Драться не дам! - глухо сапнул Григорий и, стиснув челюсти, рванул
костыль. На колено его и - хряп!..
Пантелей Прокофьевич - сына по шее тугим кулаком.
- На сходе запорю!.. Ах ты чертово семя, прокляяя-а-а-тый сын! - Он
сучил ногами, намереваясь еще раз ударить. - На Марфушке-дурочке женю!.. Я
те выхолощу!.. Ишь ты!..
На шум прибежала мать.
- Прокофьич, Прокофьич!.. Охолонь трошки!.. Погоди!..
Но старик разошелся не на шутку: поднес раз жене, опрокинул столик со
швейной машиной и, навоевавшись, вылетел на баз. Не успел Григорий скинуть
рубаху с разорванным в драке рукавом, как дверь крепко хлястнула и на
пороге вновь тучей буревой укрепился Пантелей Прокофьевич.
- Женить сукиного сына!.. - Он по-лошадиному стукнул ногой, уперся
взглядом в мускулистую спину Григория. - Женю!.. Завтра же поеду сватать!
Дожил, что сыном в глаза смеются!
- Дай рубаху-то надеть, посля женишь. |