— Обещаю, Мэри, я сразу скажу, потому что ты никогда не орешь и не злишься на меня.
Она рассмеялась.
— Брось, Тим! Не изображай из себя мученика! Я уверена, никто не орет и не злится на тебя очень уж часто, а если такое и случается, то только когда ты этого заслуживаешь.
— Ну, в общем, да, — ухмыльнулся он. — Но мама страшно сердится, когда я заблевываю все вокруг.
— Ее можно понять. Я бы тоже страшно рассердилась — поэтому обязательно скажи мне, если тебе станет плохо, а потом потерпи, пока не выйдешь из машины. Договорились?
— Договорились, Мэри.
Немного погодя Мэри прочистила горло и снова заговорила:
— А ты когда-нибудь выезжал за город, Тим?
Он помотал головой.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, за городом нет ничего такого, что мама с папой хотели бы посмотреть.
— А Дони?
— Дони ездит повсюду, она была даже в Англии. — Он сказал это так, словно Англия находилась где-то совсем рядом.
— А на выходные, когда ты был совсем маленьким?
— Мы всегда оставались дома. Мама и папа не любят буш, они любят только город.
— Ладно, Тим, я очень часто езжу в свой коттедж, и ты можешь ездить со мной. Возможно, когда-нибудь я возьму тебя в пустыню или к Большому Барьерному рифу, чтобы отдохнуть по-настоящему.
Но Тим уже не слушал ее, ибо они спускались к реке Хоксбери и вид открывался великолепный.
— Ой, красотища какая! — воскликнул он, ерзая на сиденье и судорожно стискивая руки, как делал всегда в минуты волнения или расстройства.
Но Мэри ничего не замечала и не сознавала, кроме внезапной боли — боли такой незнакомой и непостижимой, что она понятия не имела, с чего вдруг у нее так мучительно сжалось сердце. Бедный, несчастный парень! Казалось, все обстоя
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|