|
Тит Мне пятьдесят... Тимон Сосите кровь мою! Слуга Луция Пять тысяч крон... Тимон Пять тысяч капель крови За них отдам я. - А тебе? - Тебе? Первый слуга Варрона Но, господин мой... Второй слуга Варрона Господин... Тимон Терзайте, На части рвите, - покарай вас небо! (Уходит.) Гортензий Вижу я, что господа наши могут распрощаться со своими денежками. Вот уж поистине эти долги можно назвать безумными - должник-то ведь сумасшедший. Уходят. Входят Тимон и Флавий. Тимон Я чуть не задохнулся. Это черти, А не заимодавцы! Флавий Ваша милость... Тимон (подумав) А если сделать так... Флавий Мой господин... Тимон Да-да, я так и сделаю... - Эй, Флавий! Флавий Я здесь. Тимон Усерден, как всегда. Ступай Зови моих друзей сюда - Лукулла, Семпрония, и Луция, и прочих; Еще раз пир задам мерзавцам этим. Флавий Ах, лишь из-за душевного расстройства Такие речи вы ведете, сударь; У нас нет денег, чтобы угостить, Пусть даже скромно... Тимон Не твоя забота. Ступай, я приказал; в последний раз Ты впустишь эту стаю воронья: Мы угостим их - повар мой и я. Уходят. СЦЕНА 5 Зал сената. Сенаторы заседают. Первый сенатор Вполне согласен с вами; свершено Кровавое злодейство, и за это Он должен умереть! Ничто греха Не поощряет так, как снисхожденье. Второй сенатор Да, правильно. Он будет осужден! Входит Алкивиад со свитой. Алкивиад Сенату - процветания и славы! Первый сенатор Чего желаешь ты, Алкивиад? Алкивиад Взываю как смиренный челобитчик Я к вашим добрым чувствам. Добродетель Закона - состраданье; лишь тираны Безжалостны в суде. Судьба и время На одного из близких мне друзей Жестоко ополчились; в раздраженье, Презрев закон, он пал в такую пропасть, Откуда не спастись. Он человек (Оставив в стороне его вину), Исполненный достоинств высочайших, Который в преступлении своем Не подлостью был движим. Искупил он Проступок этот доблестью своей. Так горячо и в благородном гневе Напал он на врага лишь потому, Что честь его тот оскорбил смертельно, Но так достойно с ним себя он вел, Так доблестно на поединке бился И так держал в узде свой гневный пыл, Как если бы не в бой, а в спор вступил, Первый сенатор Ты, право, до нелепости дошел, Стремясь поступок низкий приукрасить. Твои все речи сводятся к тому, Чтоб узаконить подлое убийство И в доблесть буйство возвести. Оно же Есть доблести побочное дитя И родилось на свет одновременно С интригами и распрями людскими. Поистине же доблестен лишь тот, Кто с мудростью невозмутимой сносит Из оскорблений худшее и кто К любым обидам так же равнодушен, Как к старому изношенному платью, Кто их не принимает близко к сердцу И свой покой хранит. Обида - зло, Ведущее к убийству! Значит, тот Глупец, кто жизнью ради зла рискнет. Алкивиад Но... Первый сенатор Зря ты обеляешь преступленье; Не в мстительности доблесть, а в терпенье. Алкивиад Простите мне, почтенные отцы, Солдатский мой язык. Но для чего же Идут в сраженье люди, не снося Угроз противника? И почему Они их не глотают и врагу С готовностью не подставляют горло? В терпенье - доблесть? Что же нам тогда На поле битвы делать? Если так, То жены наши доблестнее нас: Они ведь, сидя дома, все выносят. |
